Надо сказать, что наш Редактор вообще и исключительно предпочитал источники информации сугубо неофициального характера, как наиболее достоверные и привлекающие внимание. Откуда он получил сведения о том, что в Дедовске что-то происходит, я так никогда и не узнал, потому что к моему возвращению Редактора уже сняли и разыскать его не удалось. Это одна из причин того, что предполагаемая публикация своевременно не увидела свет и сейчас я прибегаю к такой форме изложения событий.

— …Так вот, в этом Дедовске творится что-то такое, необычайное настолько, что даже в обкоме мне не удалось ничего разнюхать. И отнюдь не потому, что там недостает сведений, напротив — их более чем достаточно. Но факты настолько противоречивы, что вызывают серьезные сомнения в достоверности. Больше того — верить им никак невозможно. И вроде даже такой слушок прошел, что город блокирован войсками. Короче, нужно пробраться туда, разнюхать все, что там происходит, и дать объективный репортаж с места событий. Не сомневаюсь — у тебя это получится: ты боевой «афганец», нахален и находчив, в меру беспринципен, обаятелен, смел… Берешься?

Еще бы! Не знаю, нашелся бы журналист, который отказался бы от такой возможности. Это ведь почище творческой командировки в Штаты.

Трудности на моем пути в Дедовск начались сразу. В то лето все курорты державы по тем или иным, политическим и экологическим, причинам были закрыты для отдыха — от Белого моря до Аральского. Массы отдыхающих, вспомнив о родных просторах, безбрежных грибных и ягодных лесах, о тихо журчащих речках средь ароматных лугов, устремились в нетрадиционных направлениях и более всего — на восток от столицы…

В аэропорту, пытаясь достать билет, я бесполезно исчерпал весь потенциал, который так высоко оценил Редактор. Пускал в ход наглость и обаяние, отчаяние и угрозы, звенел медалями и потрясал корреспондентской книжкой с командировочным удостоверением. И даже всерьез прикидывал, как половчее угнать вертолет, одиноко стоящий в дальнем углу летного поля. Остановило меня только сомнение в том, что он заправлен.

На железной дороге было не легче, но все же мне удалось сесть зайцем на проходящий поезд. Ночью он благополучно тронулся, а рано утром, уже вблизи от цели, вдруг заполошно загудел, завизжал и стал стремительно останавливаться, нагоняя вагоны друг на друга, словно кто-то отчаянно сорвал стоп-кран.

Я просунул голову в щель окна. Светало. После визга зажатых колес и ударов сцепок было тихо. Впереди кругами ходил какой-то красный свет, то и дело пропадая в луче электровозного прожектора. Мелькали чьи-то тени, доносились возбужденные и встревоженные голоса. По вагону пробежал заспанный проводник, одной рукой запихивая в брюки выбившуюся рубашку, другой волоча по полу замызганный форменный китель.