Я тщательно закрыл машину и, попросив у девушки губную помаду, написал на бортах и капоте: «Заминировано!» Парочка, не отрываясь друг от друга, с детским интересом наблюдала, не комментируя, мои действия.

Поблагодарив их, я повесил сумку на плечо и узкой тропкой вышел на аккуратную бетонную дорожку, которая, несомненно, вела в город.

Уверенность моя оправдалась — вскоре я вышел на автобусную остановку маршрута Приречье — Центр, где собралось довольно много народа, также поразительно равнодушного к тому, что происходило почти у них на глазах.

На меня посмотрели с вежливым любопытством — и только. Никто не задал ни одного вопроса.

Подошел автобус, и случилось второе чудо. Штурм автобуса был корректный. Без обычных схваток и свалок у дверей, без ругани, нетерпения. Старики, женщины и дети безропотно пропускались мужчинами вперед и занимали лучшие места. Кондукторша, пожилая и усталая, была тем не менее ровна и приветлива. Водитель вежливо объявлял остановки, несмотря на то, что все их и так знали, не дергал машину, резко не тормозил и заботливо снижал скорость на поворотах.

Странно, но это меня насторожило и встревожило еще больше.

Высаживаясь в центре города из пустого уже почти автобуса, я был готов ко всему, к самому худшему: к не убранным с улиц трупам, к перевернутым и сожженным машинам, к разрушенным домам, к гнусным, неграмотным лозунгам на стенах, словом, ко всему тому, к чему мы, как это ни печально, начинаем уже привыкать.

Так вот: ничего этого не было. И потому стало еще страшнее, угадывалась какая-то неведомая опасность. Бросалось прежде всего в глаза то, что город был непривычно, поразительно чист, на вымытых с раннего утра тротуарах — ни окурков, ни плевков, ни семечковой шелухи, ни использованных накануне презервативов. Жители на улицах — светлы и дружелюбны, спокойны и неторопливы. Я бы даже сказал, счастливы. Да, вот еще: не было очередей!

И что-то мне буквально резало слух. Или наоборот — не резало, а ласкало. Я долго не мог понять, что именно и как мне определить это чувство, и вдруг меня осенило: люди разговаривали нормально, без ругани, не висело над ними грязное облако мерзких слов, не сочилась из него на детей и женщин, увы, привычная нам черная матерщина, без которой мы не можем уже не только в быту, но и в книгах, на сцене и экранах, даже на торжественных собраниях и в кулуарах весьма ответственных и высоких мероприятий.

Может быть, я так скоро и не обнаружил бы этот феномен, если бы не обратил внимания на нескольких рабочих, разгружавших у магазина ящики с продуктами. Мало того, что они делали это аккуратно, без стука и бряка, были абсолютно трезвы и не с похмелья, не покрикивали на прохожих, так они еще и не ругались! И, кажется, были друг с другом на «вы»!