Забрав репортерку в толпе разбуженных взволнованных пассажиров, я вышел в тамбур и спрыгнул на землю. Поезд стоял среди чистого поля, над которым начинали звенеть жаворонки. К дымку вагонных титанов примешивался чистый запах трав и свежей соломы. Где-то далеко настырным кузнечиком стрекотал комбайн. Все было мирно и тревожно.

Пассажиры переговаривались, пытались расспрашивать бегущих к голове поезда проводников, а то нетерпеливо и раздраженно отмахивались, не отвечая. Скользя по обильно покрытой росой гальке, я тоже пошел к электровозу.

Из-за леса быстро поднялось и засияло любопытное солнце. Из вагона СВ, впереди меня, важно и неловко спустилась стайка его обитателей — все похожие друг на друга приятной полнотой, осанкой и выражением гладких штампованных лиц, все в «номенклатурных» пиджаках, с депутатскими значками, в одинаковых аккуратных шляпах и почему-то в пижамных штанах и шлепанцах. От них хорошо пахло хересом и флёрдоранжем. Они несуетливо, деловито направились к электровозу. Я незаметно пристроился к ним, прислушиваясь к обрывкам полного достоинства разговора: «Пути повреждены… забастовка железнодорожников… безобразие… привлечем к ответственности… беглых ищут» и тому подобный вздор.

Около электровоза поездная бригада толпилась перед армейским капитаном в полевой форме и с портативной рацией. За его спиной поперек пути стоял большой военный грузовик, продолжал добросовестно махать красным фонарем вспотевший от усердия сержант и рассыпалась цепь солдат с автоматами и в касках. Позади грузовика тянулись по полю глубокие следы — мятая стерня на взрыхленной протекторами земле.

Мои попутчики из СВ как-то незаметно и естественно оказались впереди всех и, назвавшись по очереди, строго потребовали от капитана объяснений.

С небрежной уверенностью человека, за спиной которого сила высокого приказа и… просто сила, тот коротко ответил, что поезд дальше не пойдет, а через полчаса, когда будут направлены по линии соответствующие распоряжения, состав вернется на предыдущую станцию. В Дедовск никто пропущен не будет — город на особом положении.

— Но позвольте, — горячо возмутился самый важный и полный из депутатской стайки и нервно поправил галстук, который по странной случайности очень хорошо гармонировал в расцветке с его пижамными штанами. — Позвольте, меня же там встречают… уважаемые и ответственные люди!

— Никто вас там не встречает, — отрубил капитан. — Все! По вагонам, — скомандовал он, будто отдавал приказ своим солдатам, и повернулся спиной, непреклонно перекрещенной портупейными ремнями.