Юра заснул стоя.

Его разбудил мамин голос:

— Зову, зову… Иди поешь.

— Не хочется.

Длинный стал рядом и сказал:

— Вон там, в степи, бегают страусы, бизоны, зебры, дикие лошади… Ездят верхом на верблюдах. А в садах фазаны и павлины.

— Где? — обрадовался Юра и высунулся из окна почти по пояс.

— В имении Фальц-Фейна «Аскания-Нова», за горизонтом. — Там собраны животные из Африки, Австралии…

— За горизонтом!.. — с огорчением протянул Юра.

Длинный стал расспрашивать, куда они едут. Где отец? Какой партии мама сочувствует?

— Мама пока беспартийная. Но папа и я за революцию. А вы какой партии?

— Я? Кавэдэ. Не понимаешь? «Куда ветер дует». Это, брат, самая хитрая партия. Смотрю на жалкий род людской, усмехаюсь и не смешиваюсь с суетной толпой. Лишь бы мою свободную личность не трогали. А ты, видно, юноша толковый.

Длинный прикурил у солдата и ушел. Юра был очень доволен, что его назвали «юношей».

Поезд остановился на маленькой станции среди плоской степи. Юра вышел погулять. Здесь море напомнило о себе ракушками. Их было много. Небольшие, желтые, белые, розовые, они устилали все пути возле станции.

Юра набрал их полные карманы, даже ссорился из-за них с другими мальчишками, выскочившими из вагонов. А здешний паренек насмешливо сказал:

— Тю на вас, дурни! Откуда вы такие? У нас из ракушек дома строят!

Юра потрогал пальцем стену станционного домика: и правда, он был сложен из огромных желтовато-белых ракушечных кирпичей.

Степь вокруг станции была не такая, как у них, в Саксаганке, не ковыльная. И трава росла на ней другая. Раскидистые серо-зеленые кусты полыни сильно пахли. И земля была не черная, а серая, а местами даже белая. Об этих пятнах Длинный, когда возвратился от паровоза, куда ходил «выяснять отношения с машинистом», сказал:

— Выпоты соли на солончаках.

Снова поехали.