На Юру не обратил внимания, будто и не видел его.

«Беда» подкатила к колодцу, вокруг которого толпились мальчишки и девушки.

Кувшинский надел пенсне и заглянул в колодец.

— Готов! — сказал он. Потом нетерпеливо посмотрел на дорогу. — Я съезжу, еще раз протелефонирую, чтобы выслали людей вытащить тело.

Он сел в повозку, взял в руки вожжи и уехал, так и не сказав Юре ни слова.

— Я полезу! — сказал Тимиш. — А ты, Юра, командуй спуском.

Дивчата наперебой закричали:

— Утопнешь! Не лезь! Ой, лышенько!..

Но Тимиш сел на сруб, подтянул трехведерную бадью к краю, осторожно спустил в нее ноги и взялся за толстую веревку.

— Опускайте потихоньку! — сказал он. — А ты, Юр, смотри за мной и слушай. Спускайте тихо. Колодец глубокий.

Три дивчины медленно вращали железную ручку, веревка неслышно сматывалась с деревянного барабана.

— Стой! — крикнул Тимиш.

— Стой! — повторил Юра.

Бадья остановилась над самым телом Вацлава и заслонила его.

— Он еще живой!.. — гулко донесся голос Тимиша из глубины. — Спустите ниже… Еще!.. Кидайте веревку, там на земле лежит! Вацлав еще живой! Я привяжу его к бадье, и вы тяните, когда команду дам. А потом спустите бадью за мной.

— Ой, лышенько! Та ты же утопнешь!

— Тащите!

Это было нелегко, но они вытащили бадью, в которой лежало почти вдвое перегнутое тело Вацлава. Самым трудным было извлечь его из бадьи: чуть-чуть не уронили снова в колодец, чуть-чуть не упустили бадью на голову Тимиша… Наконец Вацлава перетащили через край сруба, уложили на землю. Глаза у него были закрыты. Лицо белое-белое, губы синие.

— Помер! — сказал кто-то.

Страшась, Юра прикоснулся к худой руке, как это делала тетя Галя. Пульс бился еле-еле.