И если в Арамоне все уснули в половине одиннадцатого, то в семь утра весь Виллер-Котре был уже на ногах.

Выйдя из гостиницы «Дофин», Питу обнаружил, что его каска и сабля по-прежнему привлекают всеобщее внимание.

Не успел он сделать и ста шагов, как его обступили со всех сторон.

Решительно, Питу завоевал в здешних местах неслыханную популярность.

Не многим странникам выпадает такая удача. Говорят, что солнце, мол, светит для всех, но не всегда его сияние благосклонно для людей, которые возвращаются домой с намерением стать пророками в своем отечестве.

Правда, не каждому выпадает на долю быть племянником сварливой и даже жестокой скупердяйки, вроде тетки Анжелики; и не каждому Гаргантюа, способному проглотить петуха с рисом, удается заплатить монетку достоинством в экю правонаследнице жертвы.

Но еще реже этим странникам, чьи история и традиции восходят к Одиссею, удается вернуться с каской на голове и саблей на боку, тем более если в остальном их одеяние нисколько не напоминает военный мундир.

А вот именно каска и сабля привлекли к Питу внимание его земляков.

Не считая любовных горестей, постигших Питу по возвращении, в остальном, как мы видим, ему достались в утешение сплошные радости.

И теперь горстка жителей Виллер-Котре, которые накануне проводили Питу от дверей аббата Фортье на Суассонской улице до дверей тетки Анжелики в Плё, решили продолжить чествование и проводить Питу из Виллер-Котре в Арамон.

Сказано – сделано, а когда это увидели жители Арамона, они в свою очередь сполна оценили своего земляка.

Почва, так сказать, была уже подготовлена. Как ни мимолетно было первое появление Питу, оно оставило след в умах: его каска и сабля запомнились тем, кто присутствовал при его блистательном появлении.

И вот жители Арамона, польщенные его вторичным посещением, на которое они уже не надеялись, окружили его глубочайшей почтительностью и стали его уговаривать сложить с себя доспехи и раскинуть свой шатер под четырьмя липами, бросавшими тень на деревенскую площадь, точь-в-точь как молили о том Марса в Фессалии в годовщины его великих триумфов.

Питу снизошел к мольбам, тем более что и сам намеревался обосноваться в Арамоне. Он изъявил согласие вселиться в комнату, которую один воинственный местный житель сдал ему прямо с обстановкой.

Из обстановки имелась дощатая кровать с подстилкой и тюфяком, а кроме того, два стула, стол и кувшин для воды.

Все это, вместе взятое, было оценено владельцем в шесть ливров в год – столько же стоили два петуха с рисом.

Договорившись о плате, Питу вступил во владение жильем и поставил выпивку своим спутникам, а поскольку все события и сидр ударили ему в голову, он, стоя на пороге, обратился к присутствующим с торжественной речью.