– Этот день принесет тебе победу и славу, император, – ответил Крастиний; – в любом случае, ты похвалишь меня сегодня, живого или мертвого!
И затем, повернувшись к своим товарищам:
– Вперед, дети мои, – сказал он, – на врага!
И он первым ринулся вперед во главе своих ста двадцати солдат.
И как только эти сто двадцать человек рванулись вперед, чтобы атаковать пятьдесят две тысячи солдат Помпея, на миг над обеими армиями повисла та зловещая тишина, которая предшествует решающим сражениям, и в которой как будто слышится хлопанье крыльев смерти.
В этой тишине Крастиний и его солдаты, приблизившись к помпеянцам на расстояние в двадцать шагов, метнули свои дротики.
Это стало сигналом; с обеих сторон запели трубы и рожки.
Весь строй пехоты Цезаря тут же с громким кличем бросился вперед, чтобы поддержать тех сто двадцать смельчаков, которые указали ему дорогу, бросая на бегу свои дротики и копья в неприятеля. Затем, когда все дротики были выпущены в цель, цезарианцы выхватили свои мечи и обрушились на помпеянцев, которые встретили их стойко и неподвижно.
Помпей, словно он только и ждал, чтобы убедиться, что его армия доблестно выдержит первый натиск, отдал приказ своей коннице атаковать правое крыло Цезаря и окружить его. Цезарь увидел, как к нему приближается вся эта громада лошадей, от топота которых задрожала земля, и крикнул только эти три слова:
–
Каждый солдат услышал его и кивком подал знак, что он понял. Как и предвидел Цезарь, этот живой сгусток из лошадей и всадников разметал перед собой тысячу его конников. Между конниками Помпея шагали его лучники.
Когда конница Цезаря была отброшена назад, а первые ряды десятого легиона смяты, восемь тысяч конников Помпея направили свои эскадроны на окружение армии Цезаря. Это был тот миг, которого он ждал. Он приказал поднять знамя и подать тем самым сигнал его трем тысячам солдат резерва.
Те, сохранив свои метательные копья, двинулись вперед, действуя этим оружием так, как современные солдаты действуют штыком, поднося острие к глазам неприятеля и повторяя клич Цезаря:
–
И при этом, не обращая внимания на лошадей, и не пытаясь ранить других солдат, они поражали остриями своих копий лица молодых всадников. Те еще держались какое-то мгновение, скорее из удивления, чем из храбрости; но затем, предпочтя быть опозоренными, нежели изуродованными, они побросали свое оружие, развернули своих лошадей и обратились в бегство, закрывая лицо руками.
Так они бежали, не оборачиваясь, до самых гор, бросив на произвол судьбы своих лучников, которые были полностью истреблены.