— Ладно, пусть ведет к раненому, что там еще за тайна? — сказал Чимиду заинтригованный Петр Ефимович.

Прошли в юрту. На кошме лежал раненый. По виду это был физически сильный, рослый человек, еще совсем не старый, но совершенно седой. Из-под густых черных бровей лихорадочно блестели глаза. Он с трудом поднял голову, но сразу же бессильно уронил ее. По бледному лицу прошла судорога.

— Щетинкин!.. — прошептал он обреченно.

— Встречались, что ли? — насмешливо спросил Петр Ефимович.

— Я хорунжий Савченко… Умираю… Хочу сделать заявление… Шмаков у нас атаман… Шмаков… Стерегите его! Убежит… — несвязно заговорил раненый. Потом вроде успокоился, уже ровным, но слабым голосом сделал свое заявление. Из короткого рассказа хорунжего сразу стало понятно, зачем бандиты во главе со своим атаманом Шмаковым пытались прорваться в Монголию.

«Шмаков… Уж не тот ли… корнет Шмаков… Возможно, однофамилец… Попался-таки, голубчик…» Еще в Улан-Баторе Щетинкин слышал о банде некоего Шмакова, которая совершала набеги на монгольскую территорию. Отдельные белогвардейские отряды разбитой дивизии Унгерна отступили за рубеж и превратились в хорошо вооруженные банды. Они, по сути, контролировали Калганский тракт, грабили караваны, идущие в Пекин, убивали аратов, угоняли скот. А в случае облавы укрывались в монастырях, превращая их в неприступные крепости. Особой настойчивостью отличался отряд этого самого Шмакова. Пограничные эскадроны несколько раз окружали бандитов, но атаман Шмаков неизменно уходил. Он был прямо-таки неуловим. В отличие от других банд, отряд Шмакова не занимался грабежами, никого не убивал. Судя по всему, имел осведомителей среди местного населения. Говорили даже, будто с аратами атаман пытался дружить, одаривал бедняков скотом и китайскими серебряными ланами, одеждой и китайским шелком, словно бы стремился завоевать их любовь и уважение. Был искушен в буддийской религии, знал не только молитвы и заклинания, но мог рассуждать о таких мудреных вещах, как сансара, «алмазная колесница» и тому подобное, и неудивительно, что всякий раз он совершал паломничество в Югодзырский монастырь, где, наверное, вел ученые разговоры с настоятелем, приуготовляя себя к принятию ламаистской религии. Люди Шмакова вели себя смирно, должно быть, тоже собирались принять ламаизм. Когда один из бандитов пытался изнасиловать монгольскую девочку, Шмаков на глазах у аратов нескольких стойбищ расстрелял его. Говорили также, будто отряд Шмакова не насчитывает и двух десятков бандитов. Судя по донесениям, эта группка вооруженных людей всякий раз стремилась пробиться в глубь страны, почему-то на северо-запад. Все это наводило на размышления. Еще там, в Улан-Баторе, Чимид по этому поводу выразился так: «Большой вор не угоняет овцу, он угоняет табун лошадей. Шмаков охотится за крупной добычей, а находится она где-то в глубине Монголии. Так я думаю. Атаман мог бы набрать для грабежей отряд в несколько сот всадников, но ему нужно всего два десятка помощников в каком-то важном, секретном деле».