Тут уже настала моя очередь безмолвно возмущаться и тыкать пальцем: каким образом он собирается осуществить задуманное, не навредив заложнице? Ремезу пришла в голову та же мысль.

— Не думаю, что вы рискнете. Но попробуйте, если есть желание. Я здесь неуязвим.

— Черта с два, — снова влез я, чувствуя, что с трудом сдерживаюсь в рамках цензурного лексикона. — Хватит этой театральщины! Достал, ей-богу! Тебя обложили, тебе некуда идти. Помощи тоже не будет. Соверши хоть один мужской поступок в жизни: выходи и сдавайся!

— Как я мог тебя достать, если мы даже не знакомы? — последовал удивленный вопрос. — Ты вообще кто?

— Агния Барто. Татьяна с тобой?

— Таня? Ах вот оно что… Да, она здесь. И не волнуйтесь, Агния Львовна, у нее все в порядке. В отличие от вас.

— Тогда мы тем более никуда не уйдем, — заупрямился я. — Раз она с тобой. И я хочу её услышать.

— Не услышишь, — голос школьника звучал все глуше и тише, словно он говорил с нами сквозь сон. — А раз вы отказываетесь уходить… То у нас в наличии неразрешимое противоречие.

— Патовая ситуация?

— Ну, кому патовая, а кому и очень даже выигрышная. Оставьте меня, пожалуйста. Говорю на полном серьезе, так будет лучше для вас.

— Нет.

— Тогда берегитесь.

— Обычно в таких случаях, — шепнул мне на ухо Фельдшер. — Антогонисты в кино начинают палить через дверь. Ты бы отошел в сторонку…

— Ты это сейчас серьезно? — я посмотрел на него, как на умалишенного: все происходящее вдруг стало напоминать какой-то кислотный фарс. — Ты ведь пошутил сейчас, правда? Потому что, если нет, мне придется сдать тебя в лечебницу.

Пузан как-то неестественно дернулся и отступил на шаг. Я же снова повернулся к двери.

— Уходите, — повторил Ремез.

— Без Татьяны не уйдем.

— Таня моя. Она досталась мне по праву сильнейшего. И я ее не отдам.

— А она хотела доставаться тебе? Что-то я сомневаюсь.

— Сомневайся. Это твое дело. Она останется со мной.