— Сколько времени? — поинтересовался второй бомж, который не кашлял. Голос у него был низкий, сиплый, слова получались с трудом.

— Примерно начало второго, — ответил Игорь.

— До ночи долго еще…

— А зачем вам ночь?

— У этих, — кивок в сторону двери. — Пересменка будет. Порохов выйдет. Нормальный мужик, с ним всегда договориться можно. А эти… Для статистики нас взяли. Бабка соседка позвонила, мол, шумим под окнами. Да разве ж это шум? Вот намедни…

— Ребята, простите меня.

Это заговорил Сева. Он открыл глаза и, слепо щурясь, пытался разглядеть в полумраке наши лица. Но, кажется, видел лишь расплывчатые изображения, не имевшие ничего общего со знакомыми образами.

— Тебе не за что просить прощения, — ответил за всех Ден.

— Нет, есть за что. Из-за меня вы оказались здесь. И теперь вообще неизвестно, что будет дальше. Я ведь знал, что она меня не любит, но верил ей, верил ее словам. Надеялся на что-то… Думал, если мы окажемся подальше от Дена, все наладится, все будет хорошо. А сам только заманил себя в ловушку. И всех вас.

— Друг мой, — обратился к нему Игорь. — Мы с тобой почти не знакомы, но могу заявить тебе со всей серьезностью: для самоуничижения здесь не самая подходящая обстановка. Понимаю, ты хочешь высказаться, у тебя накипело. Но поверь, сейчас твоим друзьям легче не станет. Они устали, не выспались и хотят пить. Ни к чему усугублять их состояние, пусть даже тебе сейчас тоже несладко. Это будет плохой благодарностью. Давай ты расскажешь им о своих чувствах, когда мы отсюда выберемся? Так у них может появиться стимул к действию.

Что-то в его голосе показалось мне странным… В хорошем смысле. Уж не задумал ли этот ушлый товарищ что-нибудь спасительное? Так или иначе, успокоив порыв Всеволода, он замолчал и сам, ни словом, ни жестом не выдавая своих дальнейших намерений.

Время тянулось мучительно медленно. Мы продолжали сидеть в тесной каморке, мучаясь жаждой и неизвестностью. Пару раз стучались, просились в туалет — нам не отказывали. Но не более того. Ни воды, ни, тем более, еды нам даже не предлагали.

До нас долетали отдельные звуки из жизни полицейского отделения: голоса людей, смех, телефонные звонки. Среди прочих звуков я вычленил писк чьих-то электронных часов, по которым смог подсчитывать время.

Так прошло семь мучительных часов.

К исходу дня Севе стало хуже, у него подскочила температура. Первым тревожные признаки заметил Ден и тут же поднял тревогу.

— Сейчас аспиринку принесем, — отозвались снаружи на его отчаянный стук.

К моему немалому удивлению, десять минут спустя нам и вправду принесли две таблетки жаропонижающего и литровую бутылку с водой. Вода была явно из-под крана, попахивала ржавчиной, но нам было наплевать на все бацильные палочки, которые могли в ней обитать. Пили по очереди, по несколько глотков. Затем поделились с бомжами и пьянчужкой, который к тому времени уже проснулся и страдал от пожара в трубах. Зарипов продолжал сохранять интригующее молчание.