– Молодые родители жили на улице Жан-Бозюр на углу бульвара, – начала Эжени. – Один раз я встала в шесть часов утра и увидела мать плачущей – уже два дня как отец не возвращался домой. Тогда я тихонько вышла из дома, поспешно сбежала по лестнице, и так как дверь была отперта, то я вышла. Вся улица была в обломках. Баррикада напротив двери была разрушена.

Выйдя на бульвар, я вошла в один двор, куда накануне отвозили раненых. Двор был пуст, и только дверь в маленький погреб оставалась открытой. Я заглянула туда и поспешно отскочила. На земле лежал человек.

Я вернулась домой и предупредила привратника, что видела инсургента в погребе соседнего дом: Привратник и один из соседей сразу отправились по моему указанию, но человек был уже мертв.

Мы вспомнили, что видели его накануне на баррикаде. Это был высокий мужчина лет 28 или 30 черными густыми волосами.

Когда я закрываю глаза, мне кажется, что я его вижу и теперь.

Пуля попала ему между глаз, и кровь залила все лицо. Уже после смерти ударом топора или сабли ему разрубили руку, и все пальцы висели только на коже, в то время как ни одна капля крови не вытекла из ужасной раны.

Привратник и соседи разговаривали между собой о положении дел. Я слышала, как они говорили, что предместье Сент-Антуан еще не взято и продержится часов до девяти.

Тогда я направилась в сторону предместья, не сознавая опасности.

Национальная гвардия занимала все окрестности площади. Артиллерия стояла на улице Тампль и на бульваре.

Отсюда я ничего не видела. Так как войска мешали мне двигаться, то я прошла по улице Жан-Бозюр и очутилась на площади.

Тут страх охватил меня.

Было около 8 часов. Вокруг меня повсюду были солдаты, но такие, каких я никогда не видела: грязные, измазанные, с лицами и руками, черными от пороха.

Когда я подняла глаза, то заметила, что во всех окнах посверкивают дула ружей. Оглянувшись назад, я увидела перед собой ужасающее жерло пушки.

Я стояла перед высокой баррикадой, на которой развевалось красное знамя. Все окна домов предместья Шарантон и улицы Ла-Рокетт были завешаны матрасами.

Во всех магазинах «Бель-Жардиньер» курили инсургенты, сидя на подоконниках.

При этом внешнем спокойствии я тоже успокоилась и направилась к каналу.

В ту минуту, когда я проходила мимо двора Дамуа, забил барабан, заиграли трубы, и все войска двинулись. «Сюда, девочка», – позвал кто-то, и четверо мужчин увлекли меня за собой. Я очутилась в магазине «Бель-Жардиньер», дверь которого сразу же была закрыта и забаррикадирована. «Разве можно выпускать таких ребятишек?» – сказал один из моих спасителей.