— Пусть наоборот! — согласился Серебренников и услышал, как скрипнуло окно. Он притаился в темной комнате.

— Сдавайся, Соколиный Глаз! Я — Оцеола, вождь семинолов!

Нина Терентьевна слышала возню. Виктор сопел, вырывался.

— Это не честно! — взмолился он наконец.

— Почему не честно? — спросил Серебренников, крепче прижимая сына к себе.— А в окна лазить честно?

— Я тебе что-то скажу, — схитрил Виктор.

— Нет, это я тебе что-то скажу! — ответил майор, отпуская сына.—Знаешь, Юрик приедет.

О Юрие вспоминали часто, и Виктор с гиканьем бросился на веранду:

— Вот здорово, Юрка приедет!

Серебренников пошел за ним:

— Слышишь, мать, Юрка приедет!

Она видела, как он счастлив.

В четыре часа тридцать минут Микаелян остановил газик у квартиры Серебренникова. Майор уже поджидал его.

— А я будить собрался,— сказал шофер, распахивая дверцу.

Газик мчался по холодку легко и бесшумно. Серебренников глубоко вдыхал свежий предутренний воздух.

Машина, петляя, повторяла извилины дороги. Мирное звездное небо поворачивалось к Серебренникову то одной стороной, то другой. Он принял его игру и старался за короткое время, пока машина не свернула, отыскать знакомые звезды, вот-вот готовые раствориться в наступающем дне.

На заставу приехали, когда уже рассвело.

Майор Ярцев извинился, что не встретил Серебренникова: показал на телеграмму.

— Что-нибудь срочное?—спросил Серебренников.

Ярцев молча протянул ему бланк. Прочитанное заставило Серебренникова нахмуриться.