Я поразился памяти Отелло, который отчеканил все эти длиннющие фразы без единой запинки. Насколько я успел заметить, здешние дикари все запоминают на лету. Гусак говорит, что дело в том, что их мозги не были никогда загружены сложной умственной работой. Теперь я понимаю, почему у меня такая неважная память.

— Ну что ж, — говорю я обоим висельникам, — идите. Я передам мистеру Фламмери, что вы хорошо запомнили и чтобы он за вас не беспокоился.

Ну и старикашка! Я бы тысячу раз подумал, прежде чем поссориться с этим добродушным и богобоязненным джентльменом.

Появляется с узелком подарков в потной лапе бывший Полоний. Оттого, что он теперь уже Ромео, его облик не стал ни на волос приятней. Запомнил ли он, что приказал ему белоголовый джентльмен? Слава богу, запомнил! Этот праведник с лицом гангстера спешит на всех парах в Эльсинор, откуда он только нынче утром вернулся. Что он там скажет? Он там скажет от своего имени (он не забыл, что именно от своего имени!), что белые джентльмены шлют людям Эльсинора и людям Эльдорадо и Зеленого Мыса свое евангельское благословение и обещают им свою бескорыстную помощь в любую минуту, когда она потребуется. И все? Нет, не все. Он им скажет, чтобы они не очень верили словам людей из Нового Вифлеема и не поддавались на их угрозы.

Ромео Литлтэйбл убегает вниз, довольный моим одобрением, а я не спеша возвращаюсь в пещеру.

Старикашка встречает меня доверчивым и безмятежным взглядом, полным кротости и неги. Я отвечаю ему вдвое более нежной улыбкой и говорю:

— Боюсь, как бы между черномазыми не заварилось что-то похожее на войну.

Старикашка даже бровью не повел. Выдержка у него слоновья.

— Друг мой, — говорит он мне таким тоном, словно и не думал скрывать от меня содержание разговора со своими тремя черными апостолами, — право же, я не вижу ровно никаких причин, почему именно вам следует этого бояться.

Чтобы не заставлять его понапрасну волноваться, говорю ему, что нарочно проверял этих славных парней, как бы они второпях чего-нибудь не напутали.

— Ну и как? — спрашивает старикашка. Теперь от него буквально разит добродушием, как одеколоном, когда входишь в парикмахерскую.

— Все в порядке, — отвечаю я. — У них дьявольская память. Я с них тоже взял слово, чтобы они никому не проболтались. Они мне поклялись в этом.

— Вы очень хорошо поступили, мой дорогой Мообс, — говорит старикашка. — Я сам хотел вас попросить проверить, как они запомнили, но вас поблизости не было.

— Я их перехватил на тропинке за первым поворотом, — объяснил я ему. — Я сразу догадался, что вы хотели бы, чтобы я их проверил, но что в спешке позабыли мне об этом сказать.