«Неосторожно, очень неосторожно!» — подумал про себя Готовцев, подходя к телефону, висевшему на стене возле буфета.

Он снял трубку, набрал номер и, услышав голос, спросил:

— Вы звонили? Я только что пришел. Через час? Хорошо.

Положив трубку, он долго не снимал с нее руки, будто собираясь позвонить еще куда-то. Видно было, что телефонный разговор не улучшил настроения Готовцева. Он оставался таким же хмурым и озабоченным.

— Красавица сёстр делайт вам грос хлёпот, — усмехнулся Циглер и, многозначительно кивнув головой, добавил: — Я есть все зер гут понимайт.

Готовцев не знал, что ответить, и неопределенно пожал плечами.

— Господин Циглер, мне надо отлучиться на часок.

— Часок?… Часок?… Такой роскошный сёстр можно айн, цвай, драй часок.

Готовцев поблагодарил хозяина и хотел уже было удалиться, но тот задержал его.

— Айн момент, — сказал Циглер и полез в буфет. Достав оттуда бутылку вермута, он подал ее Готовцеву.

Тот удивленно посмотрел на хозяина.

— Презент ваш сёстр, — объявил Циглер.

Готовцеву ничего не оставалось, как принять бутылку и поблагодарить хозяина.

32

32

В половине третьего в кабинет начальника гестапо ввели арестованную.

Штауфер сидел за письменным столом, а подтянутый человек с замкнутым лицом, в отличном штатском костюме расположился у маленького столика напротив. Перед штатским лежала чистая бумага и две автоматические ручки.

Туманову посадили на табуретку. Она медленно обвела глазами комнату: одно окно с видом на площадь, письменный стол, круглые стенные часы, тумбочка и на ней сифон с газированной водой, на стене карта, а повыше ее — портрет Гитлера. В углу широкий и приземистый несгораемый шкаф, а на нем букет ландышей в небольшой фарфоровой вазе.

Юля остановила взгляд на Штауфере. Тот делал вид, что увлечен чтением какого-то документа и не обращал на нее внимания.

«Неприятный тип, — сделала она заключение. — Подбородок срезан, волосы прямые и жидкие, черты лица острые, кожа — будто мятая бумага… Ему не меньше сорока пяти, и он всего лишь гауптштурмфюрер, то есть капитан».