Немного придя в себя, он начал растирать лицо, шею, уши.
"Это — удар, солнечный удар…" — пришла ему в голову мысль, и он отрывисто захихикал…
Поднявшись и отряхнувшись, Житник закричал:
— Нет! Не всех сурков я еще передавил! Не всех!
— Всех… — вдруг услышал он откуда-то сбоку тихий усталый голос. Медленно повернув голову, мародёр увидел Зубкова, сидящего под росшим над тропой кустом шиповника. На коленях лежал автомат.
— Ты? — прошипел Житник. — Ты же… Я же…
— Могилу рыть будешь? — равнодушно спросил Толик, выплевывая изо рта стебелёк травы.
— Зачем?.. — пробормотал вконец растерявшийся Житник и представил свой каменистый могильный холмик и себя, мертвого под ним.
— Барство это…
— Ну, как хочешь… Просто на тропе не хотел тебя оставлять — негигиенично… Снимай рюкзак!
Житник снял рюкзак и бросил его на землю. Он уже взял себя в руки и лихорадочно обдумывал варианты спасения. "У него два-три патрона, не больше. Попрошу разрешить мне снять сапоги, сниму один, брошу в него и петлями побегу к уступу… Под ним — заросший травой ручей…
— Не надо ничего придумывать, Юра! — вставая, прервал его мысли Зубков.
— Со мной у тебя нет никаких шансов. Пошли за скалу, там я видел берлогу… И ткнув дулом автомата в бок Житнику, направил его вперед. Сам же, взяв рюкзак, пошел в двух шагах позади.
"Не сможет выстрелить!!! — вдруг осенило Юрку. — Зубков не сможет выстрелить. Он не палач! Высоцкого любит… Он не выстрелит! Нет!"
Испарина моментально покрыла его лоб. Капельки пота, соединяясь в жиденькие ручейки, стекали в глаза. Отершись тыльной стороной ладони, Житник медленно обернулся и, внимательно взглянув в глаза Анатолия, понял, что тот и в самом деле не сможет расстрелять его.
Зубков, действительно не представлял себя в роли палача. Они подошли к берлоге и Житник, взглянув на ее дно, увидел огромную гюрзу.
— Гюрза! Смотри гюрза! — воскликнул он, мгновенно решив использовать удивление Зубкова в целях побега.
Но Зубков никак не отреагировал и, бросив рюкзак, приказал:
— Становись к краю. Лицом ко мне! — и, когда Житник выполнил приказ, нацелил дуло автомата. Так — глаза в глаза — они стояли минуты три. К исходу третьей лицо Юрки скривилось в пренебрежительной улыбке.
— Не можешь, малохольный? — спросил он с ехидцей. — Давай, я тебя научу, мент благородный! У меня не заржавеет. А лучше, давай кончим эти игры и пойдем потихоньку в лагерь, там разберемся.