Вторая представляла совсем иной тип. То была блондинка с золотыми волосами. Большие, широко открытые голубые глаза, длинные и пышные волосы, кожа не такая шелковистая, как у сестры, но нежная, с очаровательным румянцем. Под лучами солнца руки этой девушки казались такими же бескровными и прозрачными, как и крохотная золотая рыбка, судорожно бившаяся в ее пальцах.

— Ah! que barbara! Pobrecito-ito-ito! (Ах какая ты жестокая! Бедная рыбка!)

— Со meremos. (Мы ее съедим.)

— Ah!.. no, echalo, Luz, о tirare la agua en suos о jos! (Ах!.. Нет, пусти ее, Люс, или я тебе забрызгаю глаза.) — И девушка нагнулась к воде, как бы собираясь исполнить угрозу.

— Ya! No! (Ах так! Ну нет!) — решительно отвечала Люс.

— Guanda te! (Берегись!) И темноволосая девушка, зачерпнув ладонями воду, обрызгала сестру. Та сейчас же выронила рыбку и ответила тем же.

Разгорелась веселая и оживленная потасовка. Радужные брызги летали над головами девушек, скатываясь по прядям блестящих волос, и обдавали лебедя…

Но тут мое внимание было отвлечено хриплым голосом. Оглянувшись, я увидел толстую негритянку, которая лежала под деревом и, опершись на руку, со смехом глядела на сражавшихся…

Ее-то голос я и принял за мужской…

Внезапно осознав всю нелепость своего положения, я хотел уйти. Но внезапный и резкий крик заставил меня снова повернуться к бассейну.

Лебеди отчаянно хлопали крыльями по воде, рыбки метались из стороны в сторону и в ужасе выскакивали из воды, птицы испуганно кричали.

Я бросился вперед, чтобы посмотреть, чем вызывалась суматоха, и увидел негритянку, которая, вскочив на ноги и указывая рукой на барьер, вопила не своим голосом:

— Ninas, ninas! El cayman! El cayman! (Дети, дети! Кайман! Кайман!) Я взглянул на противоположную сторону бассейна. Ужасное зрелище представилось мне. Безобразный мексиканский кайман медленно переползал барьер. Его длинное тело извивалось на водяных растениях.

Короткие передние лапы, покрытые чешуей и складками, уже находились на барьере, мощное тело напрягалось перед прыжком. Чешуйчатая спина с длинным зубчатым гребнем блестела от влаги; глаза, обычно тупые, яростно блистали в своих выдающихся глазницах.

У меня был с собой карабин. Вскинуть его к плечу и прицелиться было делом одной секунды. Грянул выстрел, и пуля угодила кайману между глаз, но скользнула по твердому черепу, словно по стальной броне. Выстрел мой оказался бесполезным, если даже не вредным: раздраженное животное бросилось в воду и понеслось прямо к девушкам.

Сестры уже давно бросили свою веселую игру. Они совершенно растерялись и вместо того, чтобы выскочить на берег, неподвижно стояли, дрожа от страха и сжимая друг друга в объятиях.