— А эти генералы, — указал я пальцем на газету, — разве они не знали, что вы представлены? Ведь это же подвиг!

— Конечно, знали! Только они не знали, существую ли я на свете. Все это обнаружилось случайно полгода назад. Вот ситуация! Поистине нарочно не придумаешь… Еду я как-то поездом из командировки. Утром вышел на станцию купить свежих газет. Центральных не оказалось, взял местную, раскрываю, и что бы выдумали? Читаю вот это, — протянул Байда следующую газету, где также было написано о нем и о его товарищах — солдатах батальона капитана Евгеньева. Под статьей значилась фамилия П. Прибылова.

Пока я читал статью П. Прибылова, Байда подозвал официантку, велел еще принести нам кофе и, когда она ушла в буфет, пояснил:

— Петр Прибылов состоял в моей штурмовой группе. Мы первые высадились на правый берег и находились рядом с ним с первого выстрела и до конца. Сейчас Прибылов — скромный работник, заведует магазином в поселке Субботино, там, где я на станции купил газету. К двадцатипятилетию нашей победы он на страницах районной газеты поделился воспоминаниями «о боях, пожарищах, о друзьях-товарищах…». Не забыл и про меня, сказал доброе слово, за что ему спасибо. Я потом обратился с просьбой к генералу Шуляку, бывшему командующему армией, в составе которой мы воевали. Генерал, правда, сейчас уже не у дел, на пенсии, но он твердо пообещал возобновить ходатайство перед правительством о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Вот такие, как говорится, пироги…

Воспользовавшись тем, что официантка принесла кофе и принялась разливать его нам в чашки, я попросил Байду вернуться к моменту, когда его, раненого и контуженного, схватили каратели. Как развертывались последующие события? Что осталось в его памяти?

— Почти ничего. Я долго был в беспамятстве, что со мной делали, не знаю. Очнулся в погребе. Коптилка. Кувшин с водой. Шевельнуться не в силах. Все как в тумане. Потом тетка-хозяйка говорила, что она с сестрой в лесу нашла меня, в яме. Я еще шевелился. А тут начался проливной дождь, гроза. Немцы ушли, а тетка с сестрой откопали меня и спрятали в свой погреб. Через несколько дней переправили на какой-то хутор, где безопаснее, потом еще куда-то увезли. Так я и путешествовал по всяким теткам. Своих фамилий никто не называл, боялись. За укрывательство партизан — расстрел.

Слух мой резанули слова «по всяким теткам». Ведь именно такие тетки не одного нашего, в том числе и тебя, выходили, спасли от смерти, рискуя собственной жизнью и детьми. Отдавали последний кусок хлеба, а ты теперь — «всякие»…