— Ферфлюхтер бандит! Аусштейген! Шнель![34]

— Их нихт бандит! Я сдаюсь добровольно! Их писарь, шрайбман! Их солдатен парашютно-десантных войск…

Из омшаника, окруженного немцами, вылез Варухин. Ножа, которым он так лихо работал ночью, на поясе не было, автомата — тоже: Варухина обыскали, извлекли орденское удостоверение и справку, неразборчиво подписанную, с печатью отряда. Аналогичные справки давались командованием отряда на один раз тем, кто отправлялся в деревни и села с поручениями. Варухин же сделал себе бессрочную справку, удостоверяющую, что он является писарем. Сам подписал ее, сам и пришлепнул подделанную им печать.

— Это такая форма у советских десантников? — плюнул офицер на грудь Варухина, целясь в орден.

— Меня заставили снять войсковую форму. Я расскажу вам все! Не убивайте меня, я не партизан!

— О! Ты не хочешь умереть геройски, как твои командиры? — Офицер показал на горящий дом лесничества.

Варухин уставился полными ужаса глазами на офицера.

— Так… Значит, ты хочешь быть предателем? — усмехнулся тот издевательски. — Фи, как нехорошо! Разве ты не знаешь, что за измену родине полагается наказание, смертная казнь через повеша́ние, не так ли? Нет? Ах, я ошибаюсь. По вашему кодексу — смерть через расстреляние, верно? Но мы, немцы, друзей не расстреливаем, мы их только немножко по-русски будем научить. Как несмышленый шалунишка пороть… Сними брючки и ложись!

Варухин ахнул, упал на колени.

— Не надо! Я вам пригожусь! — взмолился он.

— Нет, надо, милый… — офицер мигнул солдатам.

Двое, смеясь, подскочили к Варухину, сдернули с него штаны, повалили на землю. Один сел ему на ноги, другой — на плечи, третий принялся полосовать варухинский зад куском телефонного кабеля.

— Ой, пощадите! Ой, простите! Спаси-и-ите! — кричал Варухин под гогот карателей.

— Довольно! — приказал офицер.

Варухин тихо скулил, мокрое от слез лицо страдальчески кривилось.

— Природа любит равновесие, — важно пояснил офицер, — всыпьте ему для баланса еще по животику!

Варухина перевернули животом вверх, прижали к земле. Свистнул кабель, раздался вопль. Варухина пороли долго. Он потерял сознание. Его окатили из ведра, велели встать, одеться, офицер поднес шнапсу.

— Вот теперь будешь рассказывать все до крошки. Как это по-русски? Как на духах. Ведь писарь знает много!

Варухин подумал: «Выбора у меня нет, а погибать во имя… во имя чего бы то ни было я не вижу смысла. На это способны лишь фанатичные дураки». И он начал рассказывать. Он не просто отвечал на вопросы, а пространно повествовал и выдавал такие сведения, что офицер временами сомневался: не преувеличивает ли писарь свою осведомленность в чрезмерном старанье уцелеть? Но тут допрос был прерван событием, которого ни Варухин, ни каратели не ожидали.