Его встретили громким ликованием, но сам он орал еще громче:

– Спокойствие! Жаль только, что моя шляпа бесследно пропала. Может, кто-нибудь из вас все же видел, куда она уплыла?

Все пожали плечами.

– Это уж слишком! Неужели из-за огаллала я должен потерять мое шапо со страусиным пером? Мерзкая история! О, да вот же оно, большей частью! У шошона на пике! Сейчас я, как судебный исполнитель, влеплю ему на полную катушку!

Выбравшись из воды, он поспешил к индейцу, чтобы вернуть свой головной убор. Лишь после этого он был готов выслушать похвалу своих товарищей.

Он победил предводителя врагов и чувствовал себя героем сегодняшнего дня.

– Да, оно того стоило, – сказал он, – но нашему брату все равно. «Фэнди, финди, фунди» – так говорил Цезарь Сулейман-паше, и я вершу дела с не меньшей легкостью, нежели он!

– «Вени, види, вици» говорил он, – поправил Джемми. – А по-нашему: «Пришел, увидел, победил».

– Помолчите вы, покорнейше прошу, герр Якоб! Садитесь на круп позади краснокожего, прыгните с ним с лошади в реку и попробуйте там, в воде, разорвать пополам нить его существа. После этого я не буду иметь ничего против, если вы станете жалить меня аптекарско-латинскими языковыми комарами. Но, скорее всего, у вас не выйдет. Что мне ваши «пришел, увидел, победил»! У меня-то ведь: «Прыгнул, поплыл, окунул», а это на истинной латыни Пумы Момпилия[70] у меня означает не что иное, как: «Фэнди, финди, фунди».

Джемми громко расхохотался. Он хотел отпустить еще какую-то реплику, но Разящая Рука заметил:

– Прошу, господа, никаких споров! Наш бравый Фрэнк доказал сегодня, что он настоящий и даже отчаянный вестмен. Он победил вождя. Что это значит, вы поймете позже. Его одного надо благодарить, если нам теперь удастся избежать кровопролития. Вот, дорогой Фрэнк, вам моя рука. Вы – парень что надо!

Саксонец схватил руку знаменитого охотника и ответил, едва не прослезившись:

– Такое слово из ваших уст радует меня по-королевски! Александр Гаубольдт[71] так говорит в своем «Космосе»: «Герою потомки веночек совьют, но аурикели[72] только весной зацветут!» Если будущие поколения воздвигнут когда-нибудь здесь мраморный камень, то среди имен других героев будет высечено и мое, душа моя спустится потом тихой ночью и возрадуется, что она не совсем даром прожила и не зря прыгнула в реку Огненной Дыры. Мир моему праху!

Не было бы ничего удивительного в том, что те из присутствующих, кто понимал немецкую речь, ответили бы ему веселой улыбкой, но этого не произошло. Фрэнк был весьма своеобразным человеком, но оставался очень искренним. Умиление, которое он испытывал, остальные разделили вместе с ним, а потому остались серьезными – смеяться над его словами было бы кощунственно. Виннету тоже пожал ему руку и произнес: