К тому же при создавшихся обстоятельствах никакая карета, телега или тарантас, берлина или почтовый возок, равно как и скакун, не доставили бы его скорее нив Пермь, нив Казань. А значит, разумнее подождать парохода: коль скоро это самое быстрое средство передвижения, оно должно помочь царскому посланцу наверстать потерянное время.

Итак, Михаил Строгов отправился бродить по городу, без особой спешки ища какой ни на есть постоялый двор, где бы можно было переночевать. Но эта надобность была не столь насущной, и если бы не голод, начавший его донимать, он, вероятно, так и проблуждал бы по улицам до утра. Ему требовалась не столько постель, где бы соснуть, сколько возможность перекусить. Что ж, он обрел и то, и другое под вывеской «Град Константинополь».

Хозяин этого постоялого двора выделил ему довольно сносную комнату, правда, меблированную скудно, однако в ее убранстве не были забыты икона Пречистой Девы и портреты каких-то святых, обрамленные раззолоченной тканью. Строгову тотчас подали утку, фаршированную рубленым мясом с острыми пряностями и вязнущую в густой сметане, ячменный хлеб, простоквашу, сахарную пудру, смешанную с корицей, и жбан кваса (разновидность пива, весьма ценимая в России). Этого было более чем достаточно, чтобы восстановить силы. Итак, он их восстановил, тем более, что сосед по столу, будучи раскольником из секты «староверов», дал обет воздержания: он отверг картошку, сбросив ее со своей тарелки, и даже сахара в чай не положил.

Покончив с ужином, Строгов, вместо того чтобы отправиться в свою комнату, вышел, сам не зная зачем, и снова принялся бродить по городу. Однако, хотя долгие июльские сумерки еще не сменились полной темнотой, улицы мало-помалу опустели: все спешили вернуться к себе домой.

Отчего же Михаил не лег просто-напросто спать, как пристало бы после целого дня, проведенного в дороге? Уж не помышлял ли он о той молоденькой ливонке, которая несколько часов была его попутчицей? Да, не имея более разумного занятия, он думал о ней. Может быть, его тревожила мысль, что она, затерянная в этом шумном городе, рискует, что ее кто-нибудь оскорбит? Да, он опасался этого. И не без причин. Так что же, он надеялся встретить ее и, если потребуется, защитить? Нет… Подобная встреча была маловероятна, что до роли защитника… по какому, собственно, праву?

«Одна, – говорил он себе, – одна среди этого кочевого народца! И ведь нынешние опасности – ничто в сравнении с теми, что подстерегают ее в будущем! Только подумать: Сибирь! Иркутск! Туже попытку, на которую я иду во имя России и царя, она намерена предпринять ради… Ради кого? Или чего? Ей выдано разрешение на эту поездку! В край, охваченный восстанием! Что она будет делать среди степей, где рыщут азиатские банды?»