Что до Николая Пигасова, он никогда не чувствовал себя лучше. Для него эта поездка была прогулкой, приятной экскурсией, так он коротал свой негаданный отпуск служащего, лишенного службы.

«Это определенно лучше, чем двенадцать часов в день сидеть на стуле и орудовать телеграфным ключом!» – говорил он себе.

Михаил Строгов смогуговорить Николая гнать свою лошадь побыстрей. Чтобы добиться этого, ему пришлось доверительно признаться, что они с сестрой направляются к своему отцу, сосланному в Иркутск, и очень спешат. Разумеется, загонять этого коня никак нельзя, весьма вероятно, что они не найдут другого взамен, но если обеспечить ему достаточно частые передышки – например, через каждые пятнадцать верст, – за сутки можно будет без особого труда одолевать верст шестьдесят. К тому же лошадь на диво крепкая, сама ее порода говорит о том, что она способна переносить продолжительные нагрузки. Богатые пастбища ей обеспечены на всем протяжении пути, трава здесь густая и сочная. Значит, можно попросить это животное и поработать сверхурочно.

Николай уступил, прислушавшись к этим доводам. Его очень взволновала история двух молодых людей, которые спешат разделить со своим отцом его изгнание. Ничего более трогательного, как ему казалось, он сроду не слышал. Поэтому он сказал Наде – и ах, с какой улыбкой! – такие слова:

– Сердце, полное божественнойдоброты! Какая радость ждет господина Корпанова, когда его глаза увидят вас, когда он раскроет свои объятия, чтобы прижать вас к груди! Если я доеду до Иркутска – а мне это теперь кажется весьма вероятным, – вы мне позволите присутствовать при этой встрече? Да, не правда ли?

Но тут же хлопнул себя по лбу:

– Нет, но как подумаешь, какое он испытает горе, узнав, что его старший сын ослеп! Ах! Все так перемешано в этом мире!

Вследствие всего этого кибитка покатила резвее и, по расчетам Михаила Строгова, делала теперь от десяти до двенадцати верст в час.

Так и вышло, что 28 августа путники проехали городок Балайск, находившийся в восьмидесяти верстах от Красноярска, а 29-го миновали Рыбинск, отстоящий от Балайска на сорок верст.

На следующий день, одолев еще тридцать пять верст, они прибыли в Канск, город покрупнее, названный по омывающей его реке Кан. Эта река – маленький приток Енисея, берущий начало на Саянах. Город малозначителен, его деревянные дома живописно теснятся вокруг центральной площади, но над ней возвышается высокая соборная колокольня с блистающим на солнце крестом.

Дома безлюдны, храм пуст. Больше нет ни почтовой станции, ни обитаемого постоялого двора. В конюшнях ни одной лошади. В степи ни единого домашнего животного. Приказы московского правительства были исполнены с безукоризненной точностью. Все, чего уходящие не смогли забрать с собой, было разрушено.