– Заяц только что перебежал нам дорогу! – возвестил Николай.

На Руси есть народное поверие, что если дорогу пересекает заяц, это знак, сулящий путнику близкую беду.

Суеверный, как большинство русских, Николай остановил кибитку.

Михаил понимал колебания своего спутника, хотя сам ни в малой степени не разделял его веры в зловещий смысл пробегающих зайцев. Он попытался успокоить парня:

– В этом нет ничего страшного, друг.

– Для тебя да, для нее тоже, это я, батенька, и сам знаю, – отвечал Николай. – Но для меня…

Однако тут же, собравшись с духом, фаталистически изрек:

– Это судьба.

И снова пустил коня рысцой.

Однако наперекор мрачному предзнаменованию день прошел без каких-либо неприятностей.

Назавтра, 6 сентября, кибитка остановилась в полдень в таком же безлюдном поселке, как вся округа.

Там на пороге одного из домов Надя нашла два ножа с крепким лезвием, такие в ходу у сибирских охотников. Один она передала Михаилу Строгову, и тот спрятал его под одеждой, другой девушка забрала себе. До Нижнеудинска кибитке оставалось проехать всего семьдесят пять верст.

Однако к Николаю за эти два дня так и не вернулось его обычное хорошее настроение. Дурная примета подействовала на него сильнее, чем можно было ожидать, и он, до сей поры часа не проводивший без болтовни, впадал порой в долгое тягостное молчание, и Наде с трудом удавалось вывести его из этого состояния. То были симптомы настоящего душевного расстройства, что объяснимо там, где речь идет о людях, принадлежащих к тем северным расам, чьи суеверные предки были основателями гиперборейской мифологии.

Начиная от Екатеринбурга, иркутский тракт проходит почти параллельно пятьдесят пятому градусу северной широты, но после Бирюсинска заметно отклоняется к юго-востоку, так что пересекает сотый меридиан под углом. Следуя в направлении Иркутска по кратчайшей, эта дорога достигает предгорьев Саян, которые являются не чем иным, как ответвлением Алтая, огромной горной цепью, которая видна на расстоянии двух сотен верст.

Итак, кибитка мчалась по этому тракту. Да, мчалась! Было очевидно, что Николай теперь и в мыслях не имел щадить свою лошадь, ему и самому не терпелось добраться до цели. Несмотря на все свое смирение, отдающее фатализмом, он больше не чувствовал себя в безопасности нигде, успокоиться он сможет разве что под защитой стен Иркутска. Многие русские на его месте чувствовали бы то же, что и он: сколько их было, тех, кто поворачивал коня и возвращался назад из-за того, что заяц перебежал дорогу!

Между тем он делал кое-какие наблюдения, а Надя передавала их Михаилу, попутно следя, чтобы информация была точной. Исходя из того, что он слышал, Строгов поневоле приходил к заключению, что череда уготованных им испытаний, пожалуй, еще не исчерпана.