– Где происходили эти стычки, о которых ты говоришь?

– В Колывани, в Томске…

До этой минуты Иван Огаров не говорил ничего, кроме правды, но теперь с целью поколебать боевой дух защитников Иркутска он добавил, преувеличивая успех, достигнутый войсками эмира:

– Ив третий раз на подступах к Красноярску.

– А эта последняя стычка?.. – выговорил великий князь, с трудом пропуская слова сквозь сжатые губы.

– Там была уже не стычка, а настоящее сражение, ваше высочество, – отвечал Иван Огаров.

– Сражение?

– Двадцать тысяч русских из приграничных провинций и Тобольской губернии вступили в бой со ста пятьюдесятью тысячами бухарцев и полегли несмотря на всю свою отвагу.

– Ты лжешь! – выкрикнул великий князь, который силился, но не смог сдержать свой гнев.

– Я сказал правду, ваше высочество, – холодно отрезал Иван Огаров. – В той баталии под Красноярском я участвовал, тогда и попал в плен.

Великий князь овладел собой и жестом дал Огарову понять, что не сомневается в его правдивости.

– Какого числа произошло это красноярской сражение? – спросил он.

– Второго сентября.

– И теперь все ханские войска сосредоточены вокруг Иркутска?

– Все.

– Сколько же их там, по-твоему?

– Около четырехсот тысяч.

Новое преувеличение, на сей раз в оценке численности вражеской армии, Огаров допустил с той же целью.

– И я не должен ждать никакой помощи от восточных провинций? – спросил великий князь.

– Никакой, ваше высочество, по крайней мере, до исхода зимы.