— Аа… Там, где пахнет потом толпы и слышно ее дыхание, я предпочитаю быть осторожным, — сказал барон с мрачной усмешкой. — Нельзя забывать, что выборы оказались не в нашу пользу. Они умеют пропагандировать лучше нас.
— Э, самая сильная пропаганда — слово начальника. Когда власть будет полностью в руках армии, никто не посмеет пикнуть.
— Да, сенсей… Но они создают единый народный фронт. Преуменьшить их силы опасно, — возразил снова барон. — Социалисты из «Тоицу», как мне известно, уже пытались установить нелегальную связь с Коммунистической партией Японии. Необходимо поэтому включить их в список людей, подлежащих уничтожению в первую очередь, наряду с мягкотелыми бюрократами, мешающими нашей континентальной политике. Они должны быть убиты в первый же день переворота!
— Все во власти богов, — улыбнулся хозяин. — На это потребуется не больше десятка солдат с одним пулеметом.
Он дважды хлопнул в ладоши и приказал принести еще горячего чая. Лицо его стало вдруг старчески добродушным и сонным. Прижав к груди левую руку, он несколько раз надсадно и жалобно кашлянул, вытирая мокрые от слез глаза ребром костлявой ладони.
Барон Окура смотрел на него с холодной почтительностью. Он знал, что этой дряхлой рукой все еще составлялись проекты и директивы для генерального штаба, которым нередко повиновался сам маршал. Из этого деревянного домика с глухой, высокой стеной и крошечным садиком исходили решения о судьбах страны менялись кабинеты министров, подготовлялись убийства и заговоры против своих и чужих правительств. Слово хозяина этого дома часто значило больше, чем слово советника императора — генро Сайондзи. Сильнейшие люди империи: барон Хиранума, генерал Доихара, Хирота, Ота и даже бывший премьер Инукаи, убитый по приказу отсюда, — были (как и барон Окура и сотни других) учениками этого старика в науке синоби. В течение тридцати пяти лет он являлся бессменным вождем международной диверсионно-террористической лиги, находящейся на содержании второго отдела генерального штаба. Общество «Кин-рю-кай» было ее простым филиалом, созданным для того, чтобы, расширив базу в народе, завоевать влияние на новые поколения молодежи, втянув ее в военно-фашистское движение.
— Мой друг генерал Араки учитывает положение правильно, — сказал старик, снова принимаясь за чай. — Настал момент отстранить гражданскую власть. Офицерство не доверяет ей. Для того чтобы преодолеть затруднения, лежащие на пути народа Ямато, говорит мой почтенный друг, надо помнить, что бесполезно называть, например, стройную сосну буржуазией, а низкорослую траву пролетариатом. Не следует мешать природе. Пусть рабочие и крестьяне станут счастливыми на своем месте, занимаемом ими в обществе, и пусть буржуазия также развивается на своем месте, как этого хочет небо. Устранение беспорядка в самом народе Ямато будет залогом победы японского оружия и императорской нравственности во всем мире.