— Да, для буржуазной газеты такая статья довольно симптоматична. Война — это палка о двух концах. Умные буржуа не могут не понимать этого, — сказала Эрна, возвращая газетный лист и берясь снова за поваренную ложку. — Ну, а как наш профессор — прошел в палату?… Не слышали?

— Громадным большинством! Кандидаты от «Кин-рю-кай» провалены поголовно.

— Кто вам сказал?

— Чикара. Когда приносил сюда утром цыпленка.

— А он не напутал, наш маленький дипломат?

— Не такой парень, чтобы напутать. Он теперь в высокой политике разбирается лучше, чем в своих школьных делах.

— Да, он за это время вырос заметно. Мне даже жаль мальчугана. Слишком уж рано кончается его детство.

— Ничего. На пользу пойдет. От здешних людей я слышал хорошую пословицу: «После ливня земля твердеет».

— Вы, вероятно, Костя, тоже много ливней прошли! Я теперь пригляделась. Нутро у вас твердое, хоть вы и кажетесь иногда мягкотелым.

— Вы это как — без издевки?

— Верно, Костя. После общих страданий я яснее вижу. За эти месяцы мне много пришлось пережить, передумать… Слишком долго искала я оправдания своим слабостям. Зато теперь все снова понятно и просто. И жить хочется еще больше!

Он бросил газету на кухонный стол и подошел к девушке ближе. В глазах его полыхала улыбка» веселая и нежная.

— А что, если я вас поцелую за такие слова?.. Не рассердитесь? Не щелкнете по лбу половником? — спросил он, мягко взяв ее за руки.

Эрна застенчиво покраснела и отстранилась. Он дружески задержал ее локти, засматривая ей в глаза.

— Пустите, Костя!.. Пережарю цыпленка.

— Вы его, драгоценная, не жарите, а тушите. Опасности, следовательно, нет никакой.

Девушка оглянулась на дверь.

— Ну кисель перекипит!

Он радостно засмеялся.

— А под ним и совсем нет огня. Разве вы не заметили?… Я погасил, когда вы читали газету… Кисель готов!