Потребовалось, однако, добрых полчаса, чтобы перейти выжженную солнцем равнину, отделявшую их от лагеря.

– Возьмите и меня с собой, – попросился Андре. – Дайте мне оружие и увидите, что я сумею постоять за мою вторую родину.

– Хорошо, вот вам сабля! – ответил Алжерон. – А вы, мисс Берта, останьтесь в арьергарде под охраной ваших верных Мали и Миана… Рысью марш! – скомандовал офицер и поскакал вперед, а за ним Андре с солдатами. Скоро они поравнялись с холмом, на котором стоял генерал Николсон и наблюдал за ходом битвы.

Генерал и штабные офицеры отдали отряду честь, а минуту спустя храбрецов уже осыпал град пуль.

Все усилия осаждающих были направлены на Кашмирские ворота, накануне разбитые ядрами.

Столпившийся у бреши неприятель яростно отбивался. Но на войне нередко самое ничтожное обстоятельство может изменить ход битвы. При виде сипаев в красных мундирах, скачущих маршем с громким «ура», осажденные решили, что и англичанам подошло значительное подкрепление, растерялись и стали отступать. Этим моментом воспользовались англичане, отбросили отступавших еще дальше и ворвались в город. Алжерон с Андре ринулись в сечу и рубили направо и налево бегущих мятежников.

Город был взят, и вскоре зеленое знамя с серебряными рыбами, развевавшееся над дворцом, сменилось английским флагом.

Как только англичане заняли город, Алжерон собрал своих людей и двинулся в лагерь. По дороге к нему присоединился арьергард, и вместе с ними он направился в штаб-квартиру к главнокомандующему, без приказания которого вступил в бой. Андре, весь черный от порохового дыма, в разорванном платье скорее походил на взятого в плен мятежника, чем на сподвижника ехавшего с ним рядом героя-офицера. У Кашмирских ворот они встретились с главнокомандующим Николсоном. Генерал с недоумением окинул взглядом Андре и, обратившись к поручику, сказал:

– Поздравляю вас, Алжерон, вы явились как нельзя более кстати и сослужили нам немалую службу. За этот подвиг вас не в очередь произведут в капитаны… Но кто это с вами? – спросил он, указывая на Андре, который слез с коня и скромно остановился позади Алжерона. – Ведь вы знаете мое распоряжение не щадить мятежников, захваченных с оружием в руках, а у него, смотрите, вся сабля в крови.

– Простите, генерал, – подхватил с живостью Алжерон, – мой приятель Андре Буркьен не бунтовщик, а честный, благородный юноша, храбро сражавшийся в рядах наших солдат.

При этих словах стоявший в стороне полковник оглянулся, быстро подбежал к Андре, обнял его и, обратившись к генералу, воскликнул: «Это мой сын! Мой Андре!» Все произошло так неожиданно, что Андре в страшном волнении только и мог проговорить: «Отец!» – и лишился чувств.