— Да, благородный синьор, и я не знаю, где в другом месте мне искать покровителя.

— Умеешь ты читать и писать?

— Учился.

— Хорошо. Ты благородного происхождения?

— Да.

— Еще лучше. Твое имя?

— Анджело Виллани.

— Твои голубые глаза и низкий широкий лоб будут мне служить залогом твоей верности. С этих пор, Анджело Виллани, ты находишься в числе моих секретарей. В другой раз ты расскажешь мне о себе больше. Твоя служба начинается с этого дня.

Анджело вышел; Монреаль следовал за ним глазами.

— Странное сходство! — сказал он задумчиво и грозно. — Мое сердце рвется к этому мальчику!

III Банкет Монреаля

III

Банкет Монреаля

Через несколько дней после событий, описанных в последней главе, Риенцо получил вести из Рима, которые, казалось, радостно и сильно взволновали его. Войско по-прежнему стояло под Палестриной и по-прежнему знамена баронов развевались над ее непокоренными стенами. Итальянцы тратили половину своего времени на ссоры между собой; веллетретранцы имели распри с народом Тиволи, а римляне все еще боялись победы над баронами. Шмель, говорили они, жалит больнее перед своей смертью; а ни Орсини, ни Савелли, ни Колонна никогда не прощают.

Неоднократно начальники войска уверяли негодующего сенатора, что крепость нельзя взять и что время и деньги напрасно растрачиваются на осаду. Риенцо знал дело лучше, но скрывал свои мысли.

Теперь он позвал в свою палатку провансальских братьев и уведомил их о своем намерении немедленно возвратиться в Рим.

— Наемные войска будут продолжать осаду под начальством нашего наместника, а вы с моим римским легионом отправитесь со мной. И вашему брату, синьору Вальтеру, и мне нужно ваше присутствие; между нами есть дела, которые мы должны устроить. Через несколько дней я наберу рекрутов в городе и ворочусь.

Этого только и хотели братья; они с очевидной радостью одобрили предложение сенатора.

Риенцо послал за начальником своих телохранителей, тем самым Рикардо Аннибальди, с которым читатель познакомился уже прежде, как с противником Монреаля в единоборстве. Этот молодой человек, один из немногих нобилей, принявших сторону сенатора, выказал большую храбрость и военные способности и обещал, если бы судьба пощадила его жизнь[31], сделаться одним из лучших полководцев своего времени.

— Милый Аннибальди, — сказал Риенцо, — наконец я могу выполнить план, о котором мы тайно совещались. Я беру с собой в Рим двух провансальских начальников и оставляю вас предводителем войска. Палестрина теперь сдастся, да! Ха, ха, ха! Палестрина теперь сдастся!