— Клянусь, я думаю то же, сенатор, — отвечал Аннибальди.

Сенатор подробно изложил Аннибальди составленный им план взятия города, и искусный в военном деле Аннибальди тотчас же признал его реальность.

Со своим римским отрядом и братьями Монреаля, из которых один ехал от него справа, а другой слева, Риенцо отправился в Рим.

В эту ночь Монреаль давал пир Пандульфо ди Гвидо и некоторым из главнейших граждан.

Пандульфо сидел по правую руку рыцаря св. Иоанна, и Монреаль осыпал его знаками самого вежливого внимания.

— Выпейте со мной этого вина — оно из Кьянской долины, близ Монте Пульчьяно, — сказал Монреаль. — Помнится, ученые говорят, что это место было знаменито издавна. В самом деле, вино имеет превосходный букет.

— Я слышал, — сказал Бруттини, один из меньших баронов, — что в этом отношении сын содержателя постоялого двора употребил свою книжную ученость в некоторую пользу: он знает каждое место, где растет лучший виноград.

— Как! Сенатор сделался пьяницей! — воскликнул Монреаль, выпивая залпом большой кубок. — Это должно делать его неспособным к делам. Жаль.

— Поистине так, — сказал Пандульфо, — человек, стоящий во главе государства, должен быть воздержан.

— О, — прошептал Монреаль, — если бы ваш спокойный, здравый смысл управлял Римом, то действительно столица Италии могла бы наслаждаться миром. Синьор Вивальди, — прибавил он, обращаясь к богатому скупщику, — эти беспорядки вредят торговле.

— Очень, очень, — простонал тот.

— Бароны — ваши лучшие покупатели, — проговорил один незначительный нобиль.

— Именно, именно! — сказал суконщик.

— Жаль, что их так грубо выгнали, — сказал Монреаль меланхолическим тоном. — Неужели сенатор не сумел быть настолько ревностен, чтобы соединить свободные учреждения с возвращением баронов?

— Конечно, это возможно, — отвечал Вивальди.

— Не знаю, возможно это или нет, — сказал Бруттини, — но чтобы сын содержателя гостиницы мог сделать римские дворцы пустыми, это ни на что не похоже.

— Правда, в этом как будто видно слишком пошлое желание заслужить благосклонность черни, — сказал Монреаль. — Впрочем, я надеюсь, мы уладим все эти раздоры. Риенцо, может быть, имеет хорошие намерения.

— Я бы желал, — сказал Вивальди, который понял его намек, — чтобы у нас образовалась смешанная конституция. Плебеи и патриции, каждое сословие само по себе.

— Но, — сказал Монреаль со значением, — этот новый опыт потребовал бы большой материальной силы.

— Да, правда, но мы можем призвать посредника-иностранца, который не был бы заинтересован ни в какой партии, который мог бы защищать новое Buono Stato, подесту, как мы делали это прежде. Подесту навсегда! Вот моя теория.