– Будь ты проклят, Али! Ты стал причиной смерти моего сына, потому что ты не исполнил клятвы, которую мы дали покойной матери, я не стану называть тебя ни визирем, ни братом, пока Кардики не будет разрушен, а жители его истреблены. Женщин отдай мне и позволь мне делать, что я хочу: я буду спать на матрасе из их волос! Но нет, ты, как женщина, забыл свою клятву, а я ее помню.

Али не мешает ей говорить, а потом, когда она замолкает, он показывает ей капитуляцию, которую только что подписал. Хаиница ревет от радости: она знает, как брат ее исполняет договоры с неприятелями, и понимает, что живой город достанется ей на растерзание. С улыбкой на устах возвращается она в свой дворец.

А через неделю после этого Али-паша объявляет, что он сам отправляется в Кардики, чтобы восстановить там порядок, учредить суд и полицию для защиты собственности и жителей.

Я приехал накануне его отъезда, сразу же отправил к нему письмо лорда Байрона, в тот же вечер получил уведомление, что он примет меня на другой день.

С самого утра войска начали выступать, везя с собой страшную артиллерию англичан. В назначенное время я отправился в жилище Али-Тибелина, дворец внутри, крепость снаружи. Я уже издалека слышал жужжание этого каменного улья, вокруг которого носились на конях посланные, развозившие приказания, большой двор походил на огромный караван-сарай, куда съехались путешественники изо всех восточных стран. Больше всего было албанцев, которые в своих богатых костюмах, в фустанеллах белых, как снега Пинда, бархатных куртках и камзолах, алых, узорчато обшитых галунами, в своих шитых кушаках, из-за которых выставлялся целый арсенал кинжалов и пистолетов, казались князьями, тут были и дели в своих высоких, остроконечных шапках, и турки в широких шубах и чалмах, и македонцы с алыми перевязями, и черные как смоль нубийцы; все эти люди беспечно играли или курили и только время от времени, слыша топот коней под сводами, поднимали голову и глядели на посланных, которые отправлялись с какими-нибудь кровавыми повелениями.

Второй двор имел вид, если можно так сказать, более внутренний, домашний: пажи, евнухи, невольники занимались каждый своим делом, не обращая внимания на десяток свежих голов, воткнутых на пики, по которым текла еще кровь, и на другие головы, штук пятьдесят, уже не столь свежие, которые лежали по углам кучи, как ядра в арсенале. Я пробрался между этими кровавыми трофеями и вошел во дворец. Два пажа встретили меня у дверей и взяли из рук носильщиков подарки, которые я привез паше: пару пистолетов и прекрасный штуцер, весь в золоте, от лучшего в Лондоне оружейника, потом они ввели меня в большую, великолепно убранную комнату и оставили там одного, а сами, как видно, пошли представить Али-Тибелину мои подарки, с которыми, вероятно, будет сообразовываться и прием его.