— Когда мы надежно осядем в Ровно, — говорил мне Дмитрий Николаевич Медведев, — тогда нужно будет серьезно приняться за Здолбунов. Пока что мы довольствуемся неполными, случайными данными. Красноголовец со своими товарищами ведет большую работу, передай им благодарность от командования отряда и от меня лично. Но не забывай, что нам нужно наладить постоянное, — командир особо подчеркнул это слово, — наблюдение за всем, что делается на Здолбуновском железнодорожном узле. Кстати, советую тебе познакомить Кузнецова, Струтинского и Шевчука со здолбуновскими товарищами. Понятно, не со всеми, а с Шмерегами, Бойко, Красноголовцем. Может статься, что нашим ребятам придется оставить Ровно, тогда они могли бы перебраться в Здолбунов. Понял?

— Так точно, товарищ командир!

— Только помни: о том, что обер-лейтенант Пауль Зиберт на самом деле наш Кузнецов, может знать только очень узкий круг людей.

— А может, вообще не следует никому открывать подлинное лицо Пауля Зиберта? — спросил я.

— Нет, этого тоже не нужно делать. Для населения Пауль Зиберт — оккупант. Как тяжело советскому разведчику, что все принимают его за врага, и какой отрадой для него станут даже короткие встречи с советскими патриотами! Это один, так сказать, психологический, моральный фактор. Но есть и другой, не менее важный. Обстоятельства могут сложиться так, что Пауль Зиберт окажется изолированным от отряда и от вас. Если у него не будет надежных знакомств среди местных людей, его положение может стать катастрофическим. В Ровно такие знакомые у него уже есть, а теперь ему стоит познакомиться со здолбуновскими подпольщиками.

…Морозным январским днем перед домиком братьев Шмерег, позвякивая звоночками, остановились сани, запряженные парой борзых вороных лошадей.

— Анастасия Тарасовна, — крикнул я хозяйке, вышедшей во двор, — принимайте гостей!

— Пожалуйте, пожалуйте, — приветливо заговорила женщина, но внезапно изменилась в лице: помрачнела и испуганно взглянула на меня.

Я понял ее взгляд. Она увидела немецкого офицера, который в сопровождении двух веселых полицаев входил через калитку во двор.

— Не волнуйтесь, Анастасия Тарасовна, — шепнул я хозяйке, — это свои. Приглашайте в дом, и я вам все объясню.

— В дом? Немца? — проговорила женщина. — Никогда в жизни не приглашу. Пускай сам идет, а от меня он приглашения не дождется.

Николай Иванович слышал эти слова, но сделал вид, что не понял, и, не обратив никакого внимания на хозяйку, распахнул дверь дома. Когда она закрылась за ним и его неотступными спутниками, Анастасия Тарасовна сердито спросила: