– Пожалуйста, не извиняйтесь, – ответил Джонс, – я очень заинтересовался вашей часовней. Какое красивое сооружение! Можно ли ее осмотреть, пока еще двери не закрыты?

– Конечно, сеньор. Она хороша, как и весь дом. Строившие все это два века тому назад монахи – здесь находился большой монастырь – были знатоки этого дела. Работа же была тогда подневольная и ничего не стоила. Я, впрочем, многое починил и поправил, так как прежние владельцы об этом не заботились… Вы с трудом поверите, что лет двадцать тому назад это место было притоном разбойников и убийц и что эти самые люди, которых вы сегодня видели, или их отцы были рабами, с правами меньшими, чем у собаки… Не один путник лишился здесь жизни. Я сам едва не нашел здесь смерть. Посмотрите на эти колонны у алтаря… Не правда ли, они хороши? А мой предшественник, дон Педро Морено, которого я лично знал, привязывал к ним своих жертв, чтобы мучить их раскаленным железом!

– А о ком эта надпись на плите? – спросил Джонс.

Лицо дона Игнасио омрачилось, но он все-таки ответил:

– Она, сеньор, о моем самом лучшем друге, который, пренебрегая собственной жизнью, спас мою и который был любим мною большой любовью. Но его также любила одна женщина-индианка, и он больше думал о ней, чем обо мне, что так естественно… Разве не сказано, что человек должен оставить друзей, отца, мать и прилепиться к жене?

– Они были женаты? – спросил заинтересованный Джонс.

– Да, но очень странным образом… Это уже давнее прошлое, и, с вашего позволения, сеньор, я не стану вам его рассказывать. Одно воспоминание об этом наполняет меня скорбью о понесенных утратах и неосуществленных честолюбивых надеждах. Быть может, когда-нибудь, если проживу еще, я соберусь с мужеством и опишу все, что случилось. Несколько лет тому назад я было начал, но мне стало так тяжело, к тому же то, что я писал, могло показаться безумным бредом, поэтому я бросил… Я прожил тревожную жизнь и прошел через многие приключения, но последние годы, сеньор, благодарение Господу, прожил в мире. Теперь близится конец, чему я радуюсь, и заботит меня только судьба этих людей… Однако пойдемте, сеньор, вы, должно быть, голодны, а добрый пастор, обещавший разделить нашу трапезу, должен отправиться в путь еще до рассвета к одному больному. Я велел слугам торопиться с ужином. Ваши вещи положили в отведенную вам комнату, которую мы зовем настоятельской; я сейчас проведу вас туда!

Через небольшую дверь в стене они поднялись по узенькой лестнице и дошли до заделанного решеткой широкого отверстия в стене, через которое настоятели могли, невидимые, наблюдать за всем, что делалось в церкви.