– А если разбогатеете?

– Все-таки нет, я уже слишком давно уехал оттуда!

– Я очень рад это слышать, потому что я сделал вас своим наследником. Я уверен, что моим индейцам с вами будет хорошо жить, а позаботиться об этом мой первый долг. Если же вам придется уехать, то обещайте передать асьенду в хорошие руки.

– Я не знаю, как благодарить…

– И не надо. Теперь идите и оставьте меня одного. Но зайдите завтра, после того как уйдет священник.

Войдя к дону Игнасио небогатым работником, Джонс вышел от него богатым собственником поместья с ежегодным доходом в несколько тысяч, как это могут удостоверить многие в Санта-Крусе. Три дня спустя дон Игнасио мирно скончался и был погребен в часовне асьенды.

Таким образом, в руках у Джонса оказалась история Золотого Города, Сердца Мира, и путешествия дона Игнасио и его друга Джеймса Стрикленда.

Вот перевод этой рукописи.

II Неудавшийся заговор

II

Неудавшийся заговор

Мне, Игнасио, пишущему эти строки, теперь шестьдесят второй год, и родился я в селении, лежащем среди гор между городками Пиауалько и Тиапой. Во всей этой области мой отец был наследственным касиком, индейцы его очень любили. Когда я был еще ребенком лет девяти, в стране возникли волнения. Я не понимал тогда их причины или забыл обстоятельства, их вызвавшие. Случались они нередко, и надо думать, что причиной был какой-нибудь налог, несправедливо наложенный на индейцев мексиканским правительством. Отец мой отказался платить налог – к нам явился отряд конных солдат, некоторых из нас перебили, а других, главным образом женщин и детей, увели с собой.

На следующий день мне пришлось быть свидетелем того, как они посадили моего отца в яму, направив на него дула нескольких ружей; мексиканцы требовали, чтобы он открыл им какую-то тайну. На это он попросил только поскорее его пристрелить, так как ему очень надоели москиты. Но они не убили его и опять отвели в тюрьму; меня ночью привел к отцу один священник, тоже по имени Игнасио, наш близкий родственник. Я помню, что в комнате была нестерпимая жара, а за дверью пьяные мексиканцы грозились перевешать всех индейских собак. Священник тихо исповедовал моего отца в углу, а потом велел приблизиться и мне. Обняв мою голову, отец что-то надел мне на шею, но только на несколько мгновений; он тотчас снял этот предмет и, передавая священнику на хранение, сказал:

– Когда мальчик подрастет, отдай ему и сообщи, что надо.

Я больше не видел своего отца. Его на следующий день расстреляли. После этого моя мать переселилась вместе с отцом Игнасио в небольшой городок Тиапу, где был его приход. От горя мать скоро умерла, и мы остались жить вдвоем в большом хорошем доме, почти на берегу вечно клокочущей каменистой речки. И сейчас ничего хорошего нельзя сказать про Тиапу, а тогда там жили, кажется, одни только разбойники и такие тяжкие грешники, что мой дядя часто не соглашался дать им отпущение грехов даже перед смертью. Пути сообщения по большей части были очень плохи, и мы жили точно отрешенные от мира. Воспитание я получил довольно хорошее благодаря отцу Игнасио, который обучил меня всему, что знал. Достигнув пятнадцати лет, я захотел неожиданно сделаться священником, и вот по какому случаю. В нашем городке произошло убийство: были зарезаны три странствующих торговца и сопровождавший их мальчик. Убийство было зверское, все знали виновных, но они были на свободе, так как поделились с властями частью добычи. Дядя мой в ближайшее воскресенье произнес в церкви проповедь на тему «Не убий» и говорил так горячо, так убедительно и искренне, что бóльшая часть молящихся заливалась слезами. Я видел перед тем убийство мальчика и вдруг понял, что нас всех ожидает смерть, что свет полон зла и преступлений, что лучше всего от зла отойти и в качестве священника идти на помощь преступным людям. На следующий день я сообщил свое намерение дяде, который, к моему удивлению, ответил мне так: