* * *

Ночь уже подходила к концу, когда они оставили позади залив Смирны и вышли в открытое море. Овидайя и остальные долгое время сидели на палубе, хоть и пьяные от приготовленного Жюстелем пунша, однако в то же время трезвые и собранные. Все они прекрасно осознавали, что вообще-то должны были уже лежать на дне моря. Их бегство из Смирны казалось настолько невероятным, невозможным, что о сне нечего было и думать. Однако в какой-то момент большинство гераклидов с палубы исчезли, а на передней палубе остались только Овидайя и Кордоверо.

– Куда мы направляемся? – поинтересовалась Кордоверо.

– В Александрию, оттуда – в Суэц.

– А потом по направлению к Мохе.

Овидайя скрестил на груди руки и взглянул ей в глаза:

– Вы должны объясниться, миледи.

Она спокойно выдержала его взгляд.

– Насчет чего именно, эфенди? – переспросила она.

– Но это же очевидно. Вы женщина!

– Очень проницательно с вашей стороны заметить это. Большинству не удается.

Овидайя затянулся трубкой.

– Если бы я был человеком проницательным, то заметил бы это еще во время нашей продолжительной переписки. Однако вы умело притворялись. Вы подбирали слова очень… по-мужски.

Кордоверо покачала головой:

– Я использовала мужское имя, но то, что я писала вам, – это были мои собственные, настоящие слова и мысли.

– Но зачем? К чему эта маскировка?

Она вздохнула:

– Давид бен Леви Кордоверо был моим отцом. Полагаю, вы знаете некоторые его труды.

– Возможно, – ответил Овидайя. – А возможно, они тоже были ваши.

– Все, что выходило под этим именем вплоть до последних десяти лет, – все работы отца. Его комментарии по поводу «Китаб аль-джабр» Аль-Хорезми и расчет траектории Меркурия помогли ему стать знаменитым. Он переписывался с Дерфером, Гюйгенсом, Спинозой, Ольденбургом и другими. Но отцовские труды об истинной сути Господа не понравились равви, и его изгнали из общины. Моя мать оставила его, остальные члены нашей семьи тоже отвернулись от него.