Тема о женщинах – тема вечная и бездонная, старая, как мир, и всегда желанно молодая. Она – как океан, и в ней можно плавать бесконечно долго. На этот раз Раковкин обозначил четкие берега – о женщинах науки. И это было принято. Раковкин недавно завел себе новую симпатию, защитившуюся кандидатку, и плыл на «волнах первой радости».

– Странно и несправедливо устроена наша жизнь, особенно для женщины, отдавшей себя науке, – философствовал Раковкин. – Пока она окончит вуз и аспирантуру, уходят самые золотые годы молодости, как принято говорить, и статистика подтверждает – такая женщина остается часто одинокой, не может найти себе достойного партнера, ибо мужчины к тому возрасту почти все давно обрели свои семьи.

– Верно, верно… В аспирантуре им, душечкам, некогда задумываться и, понимаешь, не до замужества. – Андрей Данилович хихикнул многозначительно, расправляя усы. – Преподаватели да профессора любят незамужних аспиранточек…

Намек был весьма прозрачен, но Раковкин не пошел на обострение. Стоит ли? Да и какой результат от словесной перепалки, кроме испорченного вечера? Он просто-напросто поднял словесный камень, брошенный в его огород, и, повертев его в руках, запустил через забор обратно, туда, откуда он прилетел. Иными словами, сменил тему.

– Знаешь, если начистоту, – сказал он доверительным тоном, словно и не было никаких намеков, – то у меня кошки скребут и царапают длинными коготками по сердцу.

– Ты о чем? – поинтересовался Андрей Данилович, наполняя бокалы и понимая с полуслова Раковкина.

– Да все о том же.

– Из-за проекта? – спросил Вутятин, готовясь к новой теме.

– Из-за проекта и его автора, – уточнил Раковкин, делая акцент на последнем слове.

– У меня лично к Казаковскому никаких претензий не имеется, – быстро ответил Вутятин, как бы отметая любые подозрения.

– Так ли? – не поверил Раковкин.

В управлении всем хорошо было известно, что три года назад Вутятина выкупали в реке, вернее, взяли за руки, за ноги и выбросили в воду. Пошутили, конечно, без всякого умысла. И одним из исполнителей был Казаковский. Молодой инженер только прибыл из столицы по распределению на Дальний Восток. Никто его не знал, и он никого. Казаковского тут же направили в Гарь, где одна экспедиция вела разведку на железную руду.

Едва он сошел с самолета, а там – наводнение. В конторе никого нет. Все, кто мог, трудились на берегу – спасали оборудование, хлеб, запасы продовольствия. Вода в реке прибывала. Люди нервничали. В сутолоке он нашел из начальства лишь кадровика, представился, а тот сразу: «Включайся! В первую очередь – мешки с мукой!» Ну и Казаковский, в чем был, не раздумывая, стал вместе с другими носить тяжелые мешки на возвышенное сухое место. И надо же было случиться так, что именно в это беспокойное время в экспедицию заявился Вутятин с большими полномочиями ревизора. Вылез из газика, чистенький такой, в темно-сером дорогом костюме, белоснежной сорочке, при галстуке, в шляпе. Усы начальственно торчат. А в руках – пухлый портфель желтой кожи.