– Вот именно, опасность. Для нас с тобой и для других.

– Позволю себе изречь стандартную школьную фразу: не понимаю?

– Все ясно, как вымытое дождем стеклышко, – Вутятин внутренне наслаждался своим превосходством над другом-красавчиком, который смог «заарканить» кандидатку чуть ли не у него на глазах. – По тому самому, что сделан талантливо и сам автор с Божьим даром.

– Андрей Данилович, я вас не понимаю, – Раковкин сделал упор на слове «не понимаю», произнеся его нараспев, и тут же сам выдал «железное» определение. – Талант не может быть опасным! Ты, дорогой, что-то путаешь.

Вутятин откинулся на спинку стула, нарочито внимательно посмотрел на Раковкина, словно видел его впервые, сочувственно усмехнулся:

– Эх, горе луковое! Жизнь прожил, но большую часть все в тайге. Открой глаза, погляди в суть дела!

Раковкин на такие слова, конечно, обиделся, но и на этот раз виду не подал. Сам затеял разговор на тему «номер три», так что – утирайся и помалкивай. Однако уступать не собирался и намеревался докопаться до той тайной истины, которая волнует не только Вутятина, а многих в правлении.

– Глядеть-то я гляжу, но вижу лишь одно: парень дельный проект прислал.

– А ты внимательней погляди, внимательней. Сквозь призму личной заинтересованности, – Вутятин сделал акцент на словах «личной заинтересованности».

– Давай конкретнее.

– Куда уж конкретнее! – Вутятин облокотился о край стола, отодвинув тарелку. – Ты сколько лет горбатился по маршрутам и корпел в конторе, а? В общей сложности четверть века? Так?

– Ну, так, – согласился Раковкин, отодвигая свой бокал.

– И я не менее твоего… И все мы тут со стажем ветеранским, так?

– Ну, так, – кивнул Раковкин.

– И никому, понимаешь, ни-ко-му в голову такое не приходило, – Вутятин заговорщицки понизил голос и поднял вверх указательный палец. – Никому! Жили-работали, и все по-умному, здоровье теряли, за дело общее болели. Всем было хорошо. И нас даже хвалили, награды выдавали. Так?

– Так, – подтвердил Раковкин, почесывая бородку.

– А теперь, выходит, все наши годы и старания и все труды – псу под хвост? И мы и наши методы устарели.

– Объективно, – Раковкин уловил главную мысль друга и уже не «плавал» в вопросе, улыбнулся. – Ничего не поделаешь, закон жизни!

– А кому он нужен, закон жизни? – Вутятин, оказывается, лишь подступал к самому главному. – Кому? Тебе? Мне?

– Государству прежде всего, – Раковкин поднял свой бокал и повторил, как тост: – Государству прежде всего! За наше государство!