Начальник института, естественно, глаза выпучил, принял давно забытую строевую стойку:
– Не понял вас, товарищ генерал!
Челубеев, походя, роняет:
– А что тут непонятного? Что ни начальник, то – дуб, что ни зам, то – пень, что ни секретарша, то – ягодка!
И таких перлов у начальника гарнизона не перечесть. Но нынешний приказ – всем перлам перл. Анатолий Борисович даже перечитал его вслух:
– Ввиду участившихся случаев нападения гражданских лиц на офицерский состав, унижения достоинства офицеров и прапорщиков, глумления над их формой одежды настоятельно рекомендовать поименованным категориям военнослужащих прибывать к месту службы и убывать к месту жительства в гражданской одежде!
Прочитав это, Анатолий Борисович окинул офицеров полка значительным взглядом и, хотя сам ничего не понял, спросил:
– До всех дошло, товарищи офицеры?
– Так точно, – вразнобой отозвалось несколько голосов.
Вразнобой – у связистов допустимо. Отношения у них между собой более демократичные, чем в других родах войск – как никак, а военная элита, инженеры, светлые головы.
Но на то и кот, чтобы мыши не дремали. Анатолий Борисович уже десять лет как начальник штаба и знает, что воли личному составу давать нельзя, особенно светлым головам и так называемой элите.
– Не понял… – набычился он. – Разве так, товарищи офицеры, на вопрос старшего начальника отвечают. Сейчас устроим зачёт по знанию Устава внутренней службы!
– Не надо зачёта, товарищ подполковник… – скорчил жалобную физиономию капитан, начальник строевого отдела.
Анатолий Борисович с высоты своего наполеоновского роста вперил в подчинённого пронзительно-уничижающий взор светло-серых с жёлтыми вкраплениями глаз и снова задал вопрос всем присутствующим:
– Понятен приказ начальника гарнизона, товарищи офицеры?
– Так точно, товарищ подполковник, – в голос выдохнули офицеры полка.
– Тогда свободны, – отпустил подчинённых Анатолий Борисович, но сам себя свободным не почувствовал. Рекомендация начальника гарнизона всё взбаламутила в его душе.
Военную форму одежды Анатолий Борисович, можно сказать, обожал и почитал. Можно даже сказать, что именно форма была тем самым манком, который определил когда-то его судьбу, то есть поступление в военное училище и дальнейшую офицерскую карьеру. Все эти шевроны, петлички, погоны, ремни и ремешки, блеск сапог, кокарды, звёздочки, эмблемы, отлично подогнанные китель и шинель – для него всегда были не просто атрибутами внешнего вида, но и высокой символикой принадлежности к чему-то большому, могучему, овеянному славой прошлых побед. И, что тут скрывать, военная форма придавала значимость самому Анатолию Борисовичу, делала его самого словно бы выше ростом, сильнее, превращала отдельно взятого индивидуума в неотрывную часть большого, могучего, овеянного славой и уважением, организованного и регламентированного до мелочей организма.