Королю все же удалось убедить воевод и сенаторов. Стали готовиться в поход.

В день выступления польского войска от императора прискакал гонец. Он привез письмо с извинениями Леопольда за свою бестактность и драгоценную шпагу от него в дар королевичу Якову Собескому.

Поляки двинулись на Пресбург (Братиславу), где соединились с большим отрядом казаков, приведенных Куницким, а оттуда, дождавшись Карла Лотарингского, – на Гран (Эстергом). Там, как доносили разведчики, турки перешли на левый берег Дуная и заняли предмостное укрепление в Парканах.

14

14

– Арсен, холера ясная, ты стал настоящим богатеем! – гремел Спыхальский, переходя вместе с казаками из одной комнаты дома, подаренного императором, в другую. – Вот бы такую хату тебе в Фастове!

Дом действительно оказался большим. Штаремберг от имени императора вручил Кульчицкому-Арсену ключи от него. Из турецкого лагеря австрийские солдаты привезли оставленный турками кофе – несколько сотен мешков – и сложили в подвале и в задних комнатах первого этажа.

Арсен только посмеивался. Что ему делать с домом и с кофе?

Иваник развязал один мешок – зачерпнул горсть коричневых зерен, кинул одно в рот. Сплюнул.

– Тьфу, какая гадость, знаешь-понимаешь! Чтоб у того императора язык отнялся, когда он надумал наградить тебя, Арсен, черт знает чем! Не мог, скряга, отмерить ковш золотых! Сам отсиживался, когда мы кровь проливали, за тридевять земель от Вены – и захапал три миллиона гульденов! А герою Вены – на тебе, Боже, что мне негоже!

– Нет, не говори так, Иваник! – возразил Арсен. – Вот мы сейчас с Яном заварим кофе – попробуешь. Турки не дураки, у них на каждом углу кофейня. Кофе – божественный напиток. – И обратился к Кульчеку: – Ян, приведи-ка пленного! Кажется мне, он мастер на все руки. Думаю, что и кофе сумеет сварить.

Кульчек привел пленного турка. Высокий, худой, горбоносый, он со страхом вошел в большую комнату, в которой за столом на мягких стульчиках сидели казаки. А когда увидел дородного, грозного на вид Метелицу и не менее грозного Спыхальского, встопорщившего свои острые усы, задрожал как осиновый лист.

– Аман! Аман! – забормотал он, решив, наверное, что его здесь хотят убить.

Но к нему подошел Арсен, положил руку на плечо, заговорил по-турецки:

– Не бойся, почтеннейший! Никто не жаждет твоей крови. Поверь мне.

– О! Эфенди так хорошо говорит по-нашему… Неужели меня и впрямь не зарежут?

– Не зарежут, не зарежут, Аллах свидетель! Как тебя звать?

– Селим, эфенди.

– И кем же ты был в Турции, пока тебя не забрали в армию?