Светлый фон

— Отчего вы вчера так стремительно уехали? — спросила меня девушка.

— Я хотел проследить за человеком, вошедшим в палатку. Мне нужно было знать, где он живет.

— Этого он никому не говорит.

— Ага, вы знаете это?

— Да. Вчера он трижды заглядывал в палатку и усаживался рядом с англичанином, но и ему не говорил ничего определенного.

— Он говорил по-английски или же они общались по-арабски?

— По-английски. Я поняла все. Джентльмен нанял его переводчиком.

— Быть не может. Для работы здесь или для поездки?

— Для поездки.

— Куда же?

— Этого я не знаю. Слышала лишь, что первым местом пребывания будет Сальхия.

— И когда же они хотели выехать?

— Когда переводчик закончит с делами, ради которых он прибыл в Дамаск. Полагаю, речь шла о поставках оливок в Бейрут.

Больше она ничего не могла сообщить. Я поблагодарил ее, и что-то подарил на память.

Чтобы известить Якуба, я послал к нему Халефа, а сам объехал город, чтобы попасть к Божественным воротам, откуда начиналась дорога на Сальхию, лежащую на западных границах Гуты и считающуюся пригородом Дамаска. Через это местечко проходит торговый путь на Бейрут и в другие города, в том числе и в Палестину.

Туда я прибыл уже к вечеру. Я не тешил себя особыми иллюзиями оказаться незамеченным, но все же надеялся на то, что в восточных постройках окна направлены внутрь, во дворик, и поэтому меня никто не увидит, как это непременно случилось бы у нас в Европе.

Тут я увидел нескольких несчастных, исключенных из человеческого общества, но живущих рядом — прокаженных. Они лежали, обернутые в лохмотья, по обочинам дороги и уже издали требовали у меня подаяния. Я направил лошадь прямо на них, и тогда они отползли в сторону, потому как им строжайше запрещено подходить к здоровому человеку. Но я крикнул им, что я европеец и не боюсь их болезни, и тогда они остановились, но не подпустили меня ближе, чем на двадцать шагов.

— Что тебе надо от нас, господин? — спросил один из них. — Положи свое подношение на землю и скорее уходи!

— Что вас больше устраивает — деньги?

— Нет. Мы ничего не можем купить — у нас не берут денег. Дай нам другое — табак, хлеб, мясо или еще чего-нибудь поесть.