Больная старая индеанка лежала в углу возле трапа. Ее сын стоял на коленях, пытаясь защитить ее своим телом. Я улучил удобный момент, вытащил нож и до самой рукоятки вбил его в тонкую деревянную переборку[153] (молотком служил ружейный приклад). Держась за рукоятку, я встал рядом с индейской семьей, стараясь укрыть ее от подкатывающихся сюда тел. Индеец посмотрел на меня с теплотой и благодарностью.

В открытом море во время бури возникают длинные волны, потому не бывает такой чудовищной сумятицы. Но по реке мчались высокие, короткие валы с острыми гребнями. Они так играли судном, что я едва мог держаться за нож. Мне приходилось то и дело менять руки, которые начинали болеть.

Добавьте сюда свист и завывание бури, грохочущий дождь, который, кажется, готов был пробить палубу, вздохи и стоны паровой машины. Что, если бы одна из ламп лопнула и взорвалась? Какое счастье, что из-за неистовства рассвирепевшей стихии нельзя было уловить голоса многочисленных пассажиров.

Тем отчетливее доносились удары грома, страшнее которых я никогда в жизни не слышал. Сквозь прочные стекла крохотных иллюминаторов мы видели, как молния за молнией вонзались в землю. Но их вспышки не напоминали ни полосу, ни зигзаг, они напоминали огромные, увесистые комья огня. Утешала лишь мысль о том, что эта чудовищная буря не может длиться долго. Меня не раз застигала в пути непогода, но такого негодования сил небесных я не видел еще никогда, разве что однажды, когда я был среди сиу.

Только я вспомнил эту историю, как вдруг что-то швырнуло нас всех, даже исполин не мог бы противостоять этому удару. Те, кто до сих пор держался на ногах, были повергнуты на пол или, точнее, рухнули как подкошенные. Однако самые сильные тут же вскочили. И они удержались на ногах. Судно больше не раскачивалось, казалось, оно обрело твердую опору. Лишь корма слегка подрагивала, тихо клонясь то в одну сторону, то в другую.

Но радость, которую мы испытали, была недолгой, ибо мы заметили, что палуба у нас под ногами уже не занимала больше горизонтальное положение. Она покосилась. Очевидно, нос корабля приподнялся и застыл. Во время передышки, устроенной бурей, я отчетливо услышал тот своеобразный шум, который возникает, если колеса парохода бьют не по воде, а по воздуху.

Я снова поднялся на ноги и крепко схватился за рукоятку ножа. Тернерстик подошел ко мне и проревел:

— На берег залезли!

— Нет, наскочили на какое-то судно или плот! — ответил я ему; я тоже изо всех сил орал, чтобы он мог разобрать мои слова.

— Well! Возможно, вы правы. Быстрее наверх!