— Шамиля, — подсказал Кум.

— Почему Шамиль? У меня написано Афзал Галиулин.

— Это ребята из Татарии с трудными именами себя перелицовывают и выбирают себе имена всяких знаменитостей, чтобы славяне запоминали лучше, — пояснил Кум.

— Понятно, но наказать Беду для острастки придётся. В карцер помещать его не будем, а лишим на месяц ларька. Пускай на подножном корму посидит месяц. Но до чего хорош! Так изощрённо врёт, — потряс начальник вновь листком с объяснениями Беды. — Талант! — Здесь ничего не скажешь. Давайте пожалеем его, интересный видать парень!

Кум изобразил недовольное лицо:

— А я считаю, что если мы его сейчас не закроем в карцер, то немного погодя, не мы его будем воспитывать, а он нас. Вы представляете, какую он литературу требует в библиотеке, Сенеку и Шиллера, а на данный момент постигает Аристотеля. Я в нашей библиотеке взял этого Аристотеля, дремучий лес, а не книга. Силлогизм, какой — то и теория доказательств. Это не для меня. Штудировать подобную литературу мне не под силу. Веры в его исправление у меня к нему ни на толику нет. Он только переступил ворота колонии и начал нам откровенно в лицо смеяться. Неужели вы не видите? Я с ним несколько раз беседовал и понял, что Беда интеллектуальный циник. В колонии ему отведена роль серого кардинала. Вот такое мнение у меня сложилось о нём, — сделал своё заключение Фенюшкин.

— Ты не считай, а думай, давай? Счетовод мне нашёлся, — грубо одёрнул его начальник. — За интеллект мы в карцер не сажаем. Твоё предложение я категорически отвергаю. Сей грамотей выйдет из карцера и составит на меня с тобой жалобу в управление такую, что мне всю холку отобьют, а тебя отправят пустые бутылки по Высокой горе собирать. В город тебя ханыги не допустят.

— Я так же, как и вы поддерживаю ваше решение, — сказал свою защитную речь в пользу Беды, Иван Иванович. — У Фенюшкина, справедливости ради сказать, сложилось к Беде личное неприязненное отношение. — Почему? — Объясняю: — Беда за короткое пребывание в колонии своими умными мозгами перечеркнул все двухлетние нечистоплотные плоды работы Фенюшкина, поставив тем под угрозу безопасность, возможно даже жизнь Шамиля. Разве мало в нашей практике было трагических случаев по этому поводу. Галиулину могут не простить, когда — то обиженные им воспитанники и его друзья, чистоту душ которых он поставил под сомнение перед всей колонией. Шамиль не искренен, груб и нагловат не в меру. И не надо забывать, что Сергей Беда из артистической семьи, от которой он унаследовал рассудительность, благородство и справедливость. Он человек искусства. К нему ребята тянутся, потому что все эти прекрасные качества исходят от него и влияют на них положительно. Вы посмотрите, у нас в отряде за время его пребывания не зафиксировано ни одного факта дербанки и драк. Пускай он серый или красный кардинал, нам это всё равно. Я знаю только одно, что вреда от него никакого нет, а портить ему личное дело, значит, закрыть дорогу к условно досрочному освобождению.