Стараясь понять, с кем приходится иметь дело, сержант, предупрежденный первым же выпадом, сразу начал теснить соперника. Вес прямых клинков, которыми можно рубить и колоть, сражаясь в тяжелой кавалерии, не позволял прибегать к особо изощренным приемам. Однако Блэрио парировал удары, будто в его руках была легкая рапира. И тут же, словно не желая тратить время на пустые развлечения, сделал резкий прямой выпад. Жандарм не успел ответить и принял прямо в грудь удар, стремительный, словно выпущенная из ружья пуля. К счастью, острие сабли скользнуло вбок, упершись в кожаную перевязь, на которой висела дорожная сумка.

Рассерженный собственной неосторожностью, по-прежнему веря в свои силы и ловкость и считая, что незнакомцу помог случай, Вассёр снова ринулся в атаку, стараясь сбить противника с толку и, улучив момент, отыграться. Все было напрасно! Невероятная ловкость Блэрио одержала победу над стремительным натиском сержанта. Тяжелый клинок, который казался легким как перышко, похоже, служил естественным продолжением крепкой как сталь руки дикаря. Сабля трепетала, звенела, вращалась и постоянно была направлена в грудь сержанта.

До сих пор Блэрио только отражал удары. Второй раз он проткнул перевязь в нескольких сантиметрах от первого отверстия. Вассёр выругался и сделал низкий выпад. Блэрио ответил неожиданным приемом, настолько быстрым и сильным, что едва не вывихнул руку сержанту. На перевязи появилась третья дырка.

Вассёр побледнел, поняв наконец, что противник щадит его. Такой опытный фехтовальщик как он не мог ошибаться. Если человек в звериных шкурах не убил его, то только потому, что не хотел.

Питуа, стоявший поодаль с пистолетом в руке, невозмутимо стерег Винсента и Розье, которые понемногу приходили в себя и с испугом наблюдали за схваткой.

— Крепкий человек! — тихо сказал незнакомец, начиная чувствовать искреннее расположение к Блэрио. И добавил, заметив, что тот продолжает только защищаться: — И благородный!

До сих пор лесоруб не произнес ни слова и ни разу не атаковал сержанта. Оставаясь таким же спокойным, как в начале поединка, уже три минуты шедшего на вспаханном поле, Блэрио пожал плечами, увидев, что его запыхавшийся противник судорожно сжимает медную рукоять сабли.

Сам он спокойно и крепко держал палаш в руке, огрубевшей от тяжелой работы и покрытой мозолями и ссадинами.

— Быть может, — наконец сказал он, — вы дадите нам спокойно уши?

— Нет! — взревел Вассёр, чувствуя, что силы покидают его. — Лучше прикончи меня, бандит!

Услышав несправедливое оскорбление, Блэрио промолчал. Но это молчание можно было считать страшным и достойным ответом.