Для них должны были выдумать одну из самых удивительных и диких пыток, на которые только способно воображение азиатов, столь изобретательных в этом отношении. Они знали, что ничто не может их спасти, и готовились ко всему, как люди, вполне осознающие опасности, которые несут войны. Но у них было по крайней мере одно утешение, а именно то, что окружавшее лагерь железное кольцо прорвано; мысль об одержанной победе успокаивала их. Не тревожась более об участи своих товарищей по оружию, они могли свободно размышлять о своих собственных несчастьях, к которым теперь присоединились еще невзгоды, испытываемые ими в плену. И хотя сердца их были разбиты, они продолжали сохранять бодрый вид перед оскорблявшими их фанатиками, и их гордая сдержанность пока еще внушала уважение необузданной толпе. Однако они испытывали сильное желание уединиться, скрыться от всех устремленных на них глаз, даже, пожалуй, они согласны были очутиться в тюрьме, чтобы там свободно оплакивать дорогих умерших.

Мулла-Фу особенно отличался по отношению к ним своей необузданностью и болтливостью. Покрытый жалкими лохмотьями, с обнаженными руками и ногами, исхудалым лицом, блестящими глазами, взъерошенной бородой, он появлялся с единственной целью надругаться над англичанами, показывал им кулаки, осыпал бранными словами или просто впивался в них своими черными, кривыми ногтями, похожими на когти хищной птицы. На них обрушивался дождь непонятных слов, среди которых пленники все чаще и чаще слышали слово «дум-дум», произносимое со зловещими, безумными восклицаниями.

Несмотря на спокойствие, удивительное для такого молодого человека, лейтенант Тейлор чувствовал, что им овладевает сильный гнев. Майор увидел, что он вдруг скрестил руки на груди, но тотчас затем одна из них выпрямилась, словно стальная рессора, и с глухим шумом ударила крикуна, – послышался треск костей, и старик тяжело упал с разбитой нижней челюстью.

– А этот кулачный удар, это тоже «дум-дум»? – холодно спросил лейтенант после своего подвига, от которого не отрекся бы ни один британский боксер. Фанатик, который не мог ни встать, ни сказать ни одного слова, слабо шевелился и стонал; изо рта его бежала кровавая пена.

– Браво, Тейлор! – печально улыбнулся майор.

– Надеюсь, этот несчастный не будет более призывать наших врагов к священной войне.

После столь жестокого оскорбления уважаемого всеми человека оба офицера ожидали верной смерти. Однако ничего подобного не произошло. Оттого ли, что престиж муллы сильно пошатнулся, оттого ли, что им готовили другого рода мучения, но обоих офицеров лишь заперли в каком-то домишке, выстроенном из сухого камня, перед которым постоянно дежурил отряд вооруженных с ног до головы бандитов. Только теперь пленникам удалось обменяться несколькими словами, излить друг перед другом душу и поразмыслить об ужасных известиях, полученных ими в момент начала сражения. Майор первым прервал молчание, царившее в течение нескольких минут в мрачной темнице, куда их заключили.