Ольга Николаевна жила на 5-й линии Васильевского острова в небольшой комнате. Хозяйку я застал за работой. Она разбирала документы времен войны и словно ждала, что кто-то придет и поинтересуется ими.

— Извините за беспорядок, но у меня всегда так, — улыбнулась она, — я все время разбираю документы, письма, перечитываю без конца…

— Вы на пенсии? — спросил я.

— Дорогой мой, уж скоро двадцать лет на пенсии. Ведь мне много лет, скоро девятый десяток пойдет.

— В блокаду вы работали учительницей?

— Нет, мы свою школу эвакуировали. Я имею в виду детишек. Мне тоже предлагали выехать. Но, думаю, живой Ленинград нельзя бросить. Пошла работать в госпиталь. Окончила курсы Российского общества Красного Креста и была вольнонаемной медсестрой всю войну. Вначале, не стану скрывать, боялась бомбежек. Как завоют эти сирены — в бомбоубежище вместе с ранеными. Ну, а потом…

— Привыкли…

— Не то что привыкла, а какое-то спокойствие нашло. Думала: уже если сын погиб, молодой человек, семейный, то что мне, старухе, бояться? Бывало, начнется тревога или артобстрел объявят в районе — иду себе, и ничего. Те, кто в Ленинграде пережил лютый голод, снарядов и бомб уж не боялись. Потом полегче стало. Согрелись. Андреенко нам норму прибавил. Был такой человек — заведующий торговым отделом горисполкома. Объявления о выдаче продуктов за его подписью в «Ленправде» печатали. Его все блокадники помнят… Вот… Выжила. А выжила — надо жить, трудиться по мере сил, быть полезной людям…

Фашистские захватчики, разрушавшие город, не ушли от возмездия.

Двадцать шесть лет минуло с тех пор, как прозвучали первые залпы мощной артиллерийской подготовки и войска Ленинградского фронта начали операцию по полному снятию вражеской блокады. 19 января 1944 года были освобождены Красное Село и Ропша, 24-го — Пушкин и Павловск. Враг бежал, оставляя на поле брани десятки тысяч убитых, технику, снаряжение. 27 января Родина салютовала в честь отважных защитников, отстоявших колыбель Октября от ненавистного врага. Девятьсот дней блокады стали легендой…

Ныне по улицам Ленинграда ходят высокие юноши, красивые девушки. Это уже поколение, которого не коснулись лишения военных лет. Но память о замученных и убитых с суровой беспощадностью ставит перед ними вопрос: за что погибли Савичевы? За что Татьяне Ивановне было дано увидеть голодную смерть детей своих? За что Ольга Николаевна Богоявленская и тысячи матерей обречены на одинокую старость?

За то и погибли, чтобы нынешнее поколение счастливо жило, трудилось и, гуляя по Невскому, любовалось Адмиралтейской иглой. Но нас-то самих, ныне живущих, удовлетворит этот ответ? Едва ли. И в этой неудовлетворенности, в тревожной мысли — достойны ли мы той дорогой цены, какой куплена наша жизнь, — в этом наша сила.