Одновременно с этим начать работу по созданию партизанской группы, достать оружие, чтобы можно было бороться с жандармами и гитлеровскими оккупантами.

Для выполнения второй и третьей задачи вовлечение русских пленных в нашу группу было как нельзя более кстати. Через два дня у пастуха снова появился судья, который сообщил нам, что он разговаривал с пленными и передал им наше письмо. Более того, он сказал, что через день или два он приведет с собой русского, с которым мы должны поговорить лично.

Договорились, что встреча произойдет возле столбообразной скалы, с вершины которой можно видеть Саплонц. От околицы села до скалы было метров триста — четыреста. Я через бинокль наблюдал за Фурманом и Банди, которые пошли на встречу с русским представителем. Фурман и Банди просидели возле скалы с утра до вечера, но русские, которых мы ждали, почему-то не пришли ни в этот день, ни на следующий.

А спустя несколько дней гитлеровские связисты вместе с русскими пленными ушли из Саплонца.

Тогда мы решили двигаться в юго-восточном направлении, чтобы выполнить второе и третье задание.

Вечером мы снова зашли к дядюшке Брейку, нашему другу, чтобы попрощаться с ним. Старик угостил нас хорошим ужином, за которым мы не столько говорили, сколько слушали. На сердце у нас было тяжело, ведь мы так ничего и не узнали о судьбе своих товарищей.

Вдруг кто-то дотронулся до моего локтя. Это был Флориш. Он сделал мне знак, чтобы я отошел в сторонку, так как он хотел поговорить со мной. Мы отошли. Я не имел ни малейшего представления, о чем парень хочет поговорить.

Старый Брейку и Флориш с ранней весны и до поздней осени жили здесь, высоко в горах, где никто не стеснял их свободы. Они, по сути говоря, даже отвыкли от самого села, где жандармы вмешивались в частную жизнь каждого человека.

— Я хочу пойти с вами, — тихо, чтобы никто не слышал, сказал мне Флориш.

Я с удивлением посмотрел на парня, который до сих пор почти никогда ни о чем не говорил, а только сидел и слушал, что говорят другие. Отказать ему я не смог — столько решимости было в его взгляде и словах.

И все-таки мне нужно было подумать. Я спросил Флориша, представляет ли он, какой опасности будет подвергаться у нас. Кроме того, что скажет старый Брейку, когда узнает о его решении.

Флориш сказал мне, что в сорока километрах отсюда живет его мать — вдова, он, единственный сын, уже год не видел ее. В горах он живет с двенадцатилетнего возраста. Со стариком он уже говорил об этом, и тот не только не возражает, но даже говорит, что таким молодым парням самое время идти в партизаны.