— И ты дал ему ружье?

— Дал. — Базарбай опустил голову. — Как же не дать? Близкий родственник просит…

— Что же тебя встревожило сейчас?

— Разве вы не знаете?

Базарбай посмотрел в глаза прокурору искренним, открытым взглядом.

— Вот что, парень. — Дауленов положил руку на колено Базарбая. — Ты мне вопросы не задавай. Рассказывай по порядку, что хотел.

— Ладно, — поспешно согласился Базарбай. — В общем, только я поужинал, спать лег, как вдруг на окраине кишлака бухнуло. Мне послышалось, что выстрел совсем в другой стороне раздался. Вовсе не там, где жил мой дядя Пиржан-максум со своими детьми, а на другом краю аула, где старая кузница стоит. У меня сердце заколотилось. Вроде бы мое ружье! Я его по звуку из тысяч узнаю. Только я все равно, наверное, снова уснул бы, врать не стану. Была причина… Фирюзы, жены моей, рядом не было, — произнес он глухо. — Ну я и кинулся.

Он стал мять в руках свой чабанский треух.

— Я побежал туда, где ваш Ибрагимов квартировал. Смотрю, свет горит, а он — убитый. Я испугался. Обожгло всего! Увидят меня здесь люди, на кого еще подумают? А еще раньше кто-то верхом в степь ускакал. Ну я быстрей задворками, чтоб на глаза не попасться. К дувалу подошел. Слышу, отец мою жену честит: «Где шаталась, негодница? Муж тебя уже ищет!» А она только плачет. Тут меня такое зло взяло, думаю, сейчас ее прикончу. Нож вытащил. Но тут же остыл. Другое мучило: не из моего ли ружья Ибрагимова застрелили? Он ведь дядю моего, Пиржан-максума, на чистую воду вывести хотел. — Базарбай вздохнул.

— А какие же за дядей твоим, Пиржаном, грехи водились? — будто невзначай поинтересовался прокурор.

— Вы же знаете, — тихо ответил Базарбай. — Он тайное медресе содержал. И вообще всех против Советской власти настраивал.

— А сын его, Навруз?

— Этот — нет. Напраслины возводить не стану. Навруз учиться хотел. Стихи сочинял, не хуже любого бахши.

— Стихи? — переспросил прокурор.

— Да.

— Ладно, — заключил Дауленов. — Мы отвлеклись. Говори, что было дальше.

— В общем, сдержал я себя. Тогда решил, что посчитаться с Фирюзой успею. А сам на коня и в район.

— Конь был тот, на котором ты из степи приехал?

— Нет, — ответил Базарбай. — Другой конь. Я всегда брал Вороного, только в конюшне его не оказалось. Помню, еще хотел обругать конюха за то, что он моего неотдохнувшего коня кому-то уже отдал.

— А о Фирюзе почему ничего не говоришь?