– Я прекрасно понимаю все, до определенного момента, – ответил он. – Кроме этого, все темно, как в пещере Эреба. Вот, я протестировал пятна с пальцев мадам. Что там… как вы думаете?

– Кровь? – рискнул я.

– Parbleu, да, но не человеческая. Mais non[149], это кровь собаки, друг мой.

– Собаки?

– Именно. Я сам очень боялся, что она может оказаться человеческой, но, grace à Dieu[150], это не так. Теперь, простите, я иду, чтобы провести небольшое расследование. Встретимся сегодня вечером в maison Эвандеров. Приходите, чтобы удивиться, друг мой. Parbleu, я удивлюсь, если я вас не удивлю!

Вчетвером мы – де Гранден, мисс Острандер, Найлз Эвандер и я – расположились в тускло освещенной комнате и смотрели поочередно то на кровать, где лежала хозяйка дома в наркотическом сне, то на еще горящие угли за каминной решеткой, то на лица друг друга. Трое из нас были взволнованы почти до истерики, а де Гранден от нетерпения и вовсе сидел как на иголках. Несколько раз он поднимался и подходил к кровати таким быстрым беззвучным шагом, что заставил меня вспоминать о кошке. Потом он бросился в гостиную, нервно закурил сигарету, сделал несколько быстрых затяжек, затем снова бесшумно скользнул в спальню больной. Никто из нас не говорил громче, чем шепотом, и наш разговор ограничивался несущественными фразами.

На протяжении всего времени ощущалась торжественная, напряженная атмосфера присутствия медицинских свидетелей в камере смертников, ожидающих прихода осужденных.

Подсознательно, я думаю, мы все понимали, чего ожидали, но мои нервы дрогнули, когда это появилось.

С внезапностью выстрела, без предварительного приготовления, прозвучал дикий вибрирующий вой зверя под окном спальни. Этот резкий, острый звук, казалось, расколол холодный воздух лунной ночи.

«Ооо-ооо-ооо-ооо-ооо!» – он поднялся среди зимней тишины, уменьшился до стона душераздирающей меланхолии, а затем внезапно взлетел, от стона до вопля, от вопля до воя отчаяния, страстного, как плач проклятого духа, дикий и жестокий, словно призывающий демонов ада.

– О! – непроизвольно воскликнула мисс Острандер.

– Да будет так! – напряженно сказал Жюль де Гранден; его шепот, казалось, произвел больший эффект, чем любой из возможных звуков.

«Ооо-ооо-ооо-ооо!» – снова раздался крик в воздухе, снова он поднялся до высоты невыносимой пронзительности и злобы, затем угас. И пока мы неподвижно сидели в темной комнате, до нас донесся новый зловещий скребущийся звук, усиленный холодной тишиной ночи. Кто-то, какая-то тварь, карабкалась по шпалерам у дома!