– Мы не делали ничего хуже, чем эти умники, – угрюмо откликнулся Диконз. – Вы не слышали о нас, потому что мы не работали ни в каких университетах, и не были ворами. Эти ученые не лучше нас, но они джентльмены. Но и у них рыльце в пушку…

– Десять лет тому назад, – продолжал де Гранден, словно не слыша Диконза, – этот парень вместе с Крейвеном, Мерфи и тремя другими наткнулся на развалины древнего города майя на Юкатане. Только добрый Господь знает, как они его нашли, но обнаружили, что откопали идеальный Эльдорадо золотых реликвий.

Местные индейцы – бедные, невежественные, угнетенные, – потеряли все знания своих некогда столь прекрасных предков и ничего не сохранили от древней культуры майя, кроме нескольких извращенных легенд и глубокого, идолопоклоннического почитания руин своих исчезнувших предков, священных городов. Они увидели Диконза и его спутников, расхаживающих по скелетам в гробницах, словно те были всего лишь мусором; и отчаянно хватавшихся за все что блестело – cordieu, сколько бесценных кусков копала и обсидиана эти столь грубые невежды, должно быть, выбросили! – и набросились на лагерь. Разбойникам пришлось защищаться. Трое из них были убиты, но трое убежали и обосновались на побережье. Они вернулись в эту страну с добычей и…

– Скажите, – Диконз смотрел на француза, как птица на змею, – откуда вы все это узнали?

– Parbleu, друг мой, – терпеливо улыбнулся тот, – Жюля де Грандена не могут одурачить такие, как вы! Сержант, – он снова обратился к Костелло, – пока вы с Каллагэном ходили за «скорой», чтобы увезти тело бедного Шипперта прошлым вечером, мы с другом Троубриджем исследовали дом, где умер мсье Крейвен. Было нетрудно заметить, что это дом человека, привыкшего жить в одиночестве и быть своим собственным слугой во всех отношениях. Матросом, пожалуй, или человеком, привыкшим жить в дальних странах мира. Это был первый пазл, с которого мы должны были начать складывать картинку.

Потом, когда мы пошли осмотреть его table de cuisine[187], мы нашли древнюю тарелку майя, с чеканным изображением жреца в полном жертвенном одеянии. Эта тарелка была единственной в своем роде среди пожитков мертвеца и была тщательно завернута в хлопковую тряпку. Очевидно, он сохранил ее как сувенир. Те, кто не знал о торговле золотом в древней Центральной Америке, могли ошибочно принять плиту за кусок восточной латуни; но я, много знающий, понял, что это плотное неклейменное золото, по цене, – возможно, от пяти до семи тысяч долларов, но бесценное с точки зрения антрополога.