Матрена слушала и не слушала его. Не в первый раз Лялин плел ей такие речи, и невмоготу они были ей. Она смотрела на бурундука. Маленький в полосатой шубке зверек стоял на задних лапках, свесив перед собой передние, обнюхивал ветку маньчжурского ореха и радостно посвистывал.

Она проклинала тот день и час, когда судьба свела их с Лялиным. Как она ждала Тараса Телегина... Ночами он виделся ей. Молитвы творила за его спасение, аккуратно церковь посещала и до изнеможения била поклоны. Все верила. Все надеялась и ждала. Уж и подруги стали смеяться над ней, нелюдимкой. А вокруг шла война. Откуда-то из глубин тайги, гонимый красными партизанами, появился казачий эскадрон. Всего месяц казаки стояли в деревне, нагуливали жирок на крестьянских харчах. Боялись их в Черемшанах. И закружил возле Матрены сотник Лялин. Подарки дарил богатые матери ее и ей самой, да не в радость им были подарки. Стыдилась их Матрена и десятой дорогой обегала чубатого сотника в широченных шароварах с красными лампасами. А он стерег ее повсюду и не давал проходу, подстерегал. Уже и старая Ниловна начала просить дочь смилостивиться над пригожим казаком. Но Матрена упрямилась.

Подкараулил ее Лялин, когда поздно вечером она возвращалась с посиделок, со своим вестовым скрутил девку... Хотела Матрена наложить руки на себя, но духу не хватило. А дитя свое в утробе, когда оно зашевелилось, травила всякими травами и ядами. Парилась в бане до обморока, прыгала с сеновала, а оно все шевелилось и жило. Высохла Матрена, остался один живот да глаза. Тут снова объявился Лялин. Встретила его Матрена — кипятком. Оставила на скуле метку на всю его поганую жизнь. И все равно не отвязался сотник от нее, а еще больше стал домогаться женитьбы. И уж таять начало женское сердце под натиском упорного казака, уж подумывать стала: а не судьба ли ее — этот казак? И если бы красный командир Захар Соломаха чуть запоздал со своим партизанским отрядом, то, может, и стала бы Матрена женой сотника Лялина. А позже пришла весть, что убит Тарас Телегин в бою с беляками, где-то у деревни Полтавки...

— Не жить мне без тебя, Матрена, — услыхала она словно издалека голос Лялина, съежилась. — Филька — мой сын. Кровинка моя... Не согласишься, пеняй на себя, — продолжал устало Лялин и ковырял прикладом землю у ног женщины. Убью твово Телегина и Соломаху тоже убью.

— Меня попервах убей.

— Тебя тоже убью, — тем же ровным и тоскливым голосом пообещал Лялин. — А сынка свово заберу и выращу из него настоящего казака, и опосля вместе будем изничтожать красную заразу.