Казалось, какое дело было Тарзану до этой омерзительной сцены, разыгрывающейся у него на глазах в чужом саду? Все женщины незнакомого города Кастра Сангвинариуса значили для него не больше, чем самки обезьяньих племен Акута или Таната, не больше, чем жены туземцев Вагого или супруга Нумы Сабор-львица. Даже, если на то пошло, прекрасные дамы затерянного римского городка значили для него намного меньше, чем знакомые обитательницы родных джунглей.
Но Тарзан, воспитанник обезьяньего племени, часто действовал импульсивно, повинуясь симпатии и антипатии и очень развитому в нем эстетическому чувству.
Сцена была мерзкой, а к тому же, крысиная мордочка юнца очень не понравилась Тарзану. Девушка же, напротив, своим обаянием вызвала у человека-обезьяны глубокую симпатию.
Тем временем крысоподобный негодяй уложил почти лишившуюся чувств девушку на скамью и уже намеревался впиться своими мокрыми губами в ее губы, как звук за спиной заставил его прервать свое недостойное занятие и обернуться. Он с ужасом увидел перед собой мускулистую бронзовую фигуру полуобнаженного гиганта.
Стальные глаза неподвижным взором уставились в его пуговичные черные глазки, а мощная рука свинцовой тяжестью опустилась на хилое плечо. Юнец почувствовал, как неодолимая сила отрывает его от распростертого на скамье столь вожделенного тела девушки — и вот он уже летит по воздуху и с шумом обрушивается на клумбу с цветами.
Ничуть не ушибшись, угодив на мягкую землю, юноша быстро пришел в себя и с радостью заметил, что склонившийся над ним незнакомец безоружен. Он тут же выхватил из ножен висевший у него на боку меч.
Девушка, полностью овладевшая собой, поняла намерения Фастуса (так звали крысенка) и предостерегающе крикнула. Тарзан увернулся от обнаженной стали.
Девушка вскочила со скамьи и встала во весь рост, защищая своим телом Тарзана. Одновременно громким голосом она кричала:
— Ану! Сартус! Итингу! Сюда! Скорее!
Тарзан мягко взял девушку за плечи и отодвинул в сторонку.
Фастус тут же налетел на него, размахивая мечом. Римлянин рассчитывал на легкую победу над безоружным и дал выход своей ярости. Но, к его удивлению, оказалось, что победить гиганта совсем не просто. Он уже готов был рассечь своим острым испанским мечом бронзовое тело надвое, как враг вдруг исчез.
Фастус в недоумении озирался. Такого с ним еще не случалось.
Варвар возник, как из воздуха соткавшись, совсем в другом месте. Проворство, которым обладал безоружный противник, было сродни чуду. Еще три раза обрушивал свои атаки задыхающийся от гнева Фастус, и все три раза его меч поражал пустоту.