— Скажи всем,— перекрывая своим мощным голосот» визг Сублатуса, обратился Тарзан к переводчику,— скажи, что, если кто-нибудь вознамерится мне помешать вы браться на улицу, я сверну их императору его жирную шею. Скажи Сублатусу, чтобы он сам приказал пропустить меня и не чинить препятствий — это в его интересах Как только я выйду отсюда за городские ворота, я его отпущу. Если он не сделает, как я велю,— пусть пеняет на себя.

Когда эти слова были переведены на латынь, Су блату с прекратил визг и потребовал, чтобы стража пропустиле человека-обезьяну и тот смог беспрепятственно покинуть дворец.

Легко неся увесистую тушу Сублатуса над головой Тарзан со звериной грацией спрыгнул с помоста и направился к выходу.

Все присутствующие по приказу императора повернулись к ним спиной, дабы не видеть оскорбительного положения, в котором оказался их государь.

Тарзан со своей ношей прошагал через весь тронный зал, прошел по коридору до выхода, впереди бежал негр-переводчик, оповещая многочисленные караулы о приказе императора пропустить белого гиганта с его необычной ношей. Сублатус подтверждал его слова дрожащим от испуга голосом.

У ворот караульные спросили императора, могут ли они попытаться спасти его и отомстить наглецу за неслыханное оскорбление. Император же велел им ничего не предпринимать, а дать захватчику выйти из дворца целым и невредимым, только бы тот сдержал слово и выпустил его у городских ворот, не причинив вреда.

Город Кастра Сангвинариус был окружен непроходимым лесом, который еще молодой фон Харбен приметил, находясь на верху скал, образующих каньон. Строители города вырубили пространство для дворца и улиц. Деревья, отличающиеся красотой и крепостью, были сохранены. Они дарили свою прохладу дворцовым аллеям, росли вдоль проспектов, а за городскими воротами сразу начинались непроходимые дебри, листва городских исполинов, свешиваясь с зубчатых гребней городского вала, смешивалась с листвой их дикорастущих собратьев.

Человек-обезьяна остановился посреди широкой аллеи, проложенной меж двумя рядами вековых дубов. Он поставил толстяка-императора на землю, сам оглянулся на толпящихся в нескольких шагах гвардейцев.

— Скажи им,— кивнул он на солдат переводчику,— чтобы убирались во дворец. Я тогда прямо здесь отпущу императора.

Он заметил копья, нацеленные на него. Ясно было, что как только тело не будет защищено живым щитом, тут же острия сотен пик изрешетят его.

Когда переводчик передал ультиматум Тарзана, охрана заколебалась, не зная, как поступить, но Сублатус вмешался и велел повиноваться, так как, будучи добычей варвара и проехавшись добрый кусок дороги на его стальном плече, понял, что никакой надежды живым выйти из передряги, в котору^о попал, не предвидится, если караул ослушается и нападет.